– Заруби себе на носу, урод. Когда мы придем к нашему хозяину и покровителю, ты ничего уже не увидишь, кроме своей клетки. А если я услышу в следующий раз т тебя нечто подобное, я не только нос тебе сломаю, но и спину твою, чтоб не пялился так смело, это тоже намотай себе на ус–

– О, черт, он так смотрит на нас, мне бы так глядеть на пленных! –

–Посмотрим еще на его взоры, когда окажется в клети. –

– Пошли? –

Взмахнув увесистыми дубинками, используемыми догами обыкновенно для запугивания или проявления силы, грубо стесанными и словно вылепленными из древесины, двое служак взяли цепь, которая скрепляла обе кисти пленника, и вся группа динула вперед, к горизонту, простирающемуся за зелеными холмами…

Закат окутывал персиково-золотыми крыльями волнистые конусы холмов, все более приближающихся к идущим. Земля освещена была солнечными лучами и словно бы радостно тянула к ним свои руки-деревья, шелестящие на ветру листьями.

Какое же сказочное и поистине дух захватывающее  наслаждение – созерцать закатывающееся светило на фоне контрастных чернеющих за горизонтом стволов деревьев.....

Однако ж не обращал внимания на это восхитительное явление природы ни одна из шагающих вдаль фигур. Двое из них, более крепкие и широкоплечие , размахивающие дубинками, шли чуть впереди, а последняя , потоньше и подлиннее, темным силуэтом словно повторяла их движения.

На самом же деле Торонта брел как бы сам по себе , если не считать цепи,  соединяющей его с догами-захватчиками.

Все идет своим чередом, жизнь склонна изменяться в любой, самый неожиданный момент, нет в ней постоянства, а посему  не бывает вечного мира либо же вечной войны.

Но все можно перенести, смирение храня в сердце, когда дух твой гармонией полон, а натура к цельности склонна.

Тогда и любые препятствия становятся лишь затравкой для последующего рывка, прыжка или полета, а всякое страдание и мука – словно капля бальзама целительного для души…

***

Неси в душе гармонию с собой,

Тогда прекрасен, легок будет путь.

Когда же в сердце мир царит – покой

С собою в землю унесешь, чтоб тихо отдохнуть.

Достойно встретишь ты невзгоды,

Пройдут лета, долгие годы....

Как знать, подаришь миру красоту

И, щедро оставляя на ходу

Плоды своих упорнейших  трудов,

Когда с землей  проститься будешь ты готов -

Да сохранит баланс душевный

Потомок гордо современный.

***

Торонта знал, куда идет. Нет, не куда его вели, или даже, на что он обменял свободную прежде, полную птичьей вольности жизнь. Однако в глубине души сохранил он четкую цель, довольно определенную, превратившуюся в главную миссию, и ничто не отвлекало Тора от мыслей о ней , ничто – ни крики озлобленных долгим путем догов, ни холодный металл цепи, до крови уже натирающей  ему запястья, ни камни, о кои порою трудно было не споткнуться, упав в объятия твердой почвы, абсолютно ничто.

Он просто знал для себя, что поступает, как должно. Солдаты могли причинять ему боль, оскорблять, унижать, как только им это удавалось, но прав был Торонта в одном: свой путь он помнил и видел ясно, четко – а вот что ждало их, простых, верных служак?

Не факт, что встретит ласково хозяин, да и встретит ли, отдав желаемую награду в виде скромного ужина – большой вопрос.

Ведь люди – непредсказуемые создания. Взбредет им в голову отправиться в еще не знакомое дотоле место – пойдут, и пускай обильно поливают землю дождь, врет и трепет одежду ветер, что и понятно, с уходом-то теплых дней, но пойдут наперерез, как задумали, и ничто их не остановит, кроме смерти…

И обещания не держат часто. Дал слово человек собаке – и вот уж обманул самым что ни на есть бесчеловечным образом, а пес сидит, поскуливая от обиды и несправедливости жестокой судьбы.