Как горячий нож в сливочное масло, влетели разгоряченные белые сотни в ничего не ожидавших красноармейцев. С первыми лучами восхода, ослеплявшими большевиков, белые настигли позиции врагов и началась безжалостная бойня.

То и дело раздавались хриплые крики:

– Пленных не брать!

Давно Слуцкий не был в такой ожесточенной и страшной мясорубке. Впервые в жизни ему пришлось убивать своих. До этого враг всегда был чужим. Гадливое, тошнотворное чувство не покидало его. Перед ним вырос какой-то молодой, восемнадцатилетний парнишка-красноармеец, сразу видно, что из крестьян, и нацелил на него винтовку, но та заклинила. Слуцкий пришпорил коня и, стиснув зубы, снес пацану голову с плеч саблей. Та покатилась, как мяч, по пыльной, едва освещенной солнцем земле…

«Проклятье… Он же еще не жил…» – пронеслась мысль у Виктора в мозгу.

Но думать было некогда. Снова началась схватка. Лавина белых конников задавила уступавшее в количестве войско красных и уничтожила его. Через полтора часа все было кончено.

Сотни три убитых красноармейцев, в неуклюжих, распластанных позах, залитые кровью, лежали на земле. Виктор убрал саблю в ножны. Правая рука ныла и затекла от кровавой работы.

– Сотня! Стройся! – скомандовал он.

Сделали пересчет, и выяснилось, что в этом утреннем бою он потерял десять человек.

«Немного совсем для атакующей стороны, – подумал Виктор, и сам ужаснулся своему спокойствию. – Почему я не считаю этих казаков своими?»

Виктор вытащил из кармана кителя носовой платок с её инициалами и вытер струившийся по шее и лбу пот.

«А какие же мне они свои… А как же погромы… Ведь там казаки громили нас…»

И он вспомнил страшные дни погрома в Балте.

Подъехал офицер Ромашов, который вел соседнюю сотню. Рядом с ним верхом на лошади сидел православный священник.

Полный, доброго вида батюшка слез с лошади и сказал:

– Восхвалим Господа, за победу, воины Христовы!

Казаки начали один за другим снимать с себя головные уборы. Слуцкий замешкался и не снял фуражку. Батюшка внимательно посмотрел на него и заметил:

– А Вы, Ваше благородие, разве не веры православной? Почему Вы в фуражке?

Слуцкий нервно снял пропотевшую фуражку.

Молитва прошла спокойно. Батюшка напевал в голос, а солдаты крестились и шептали её слова про себя. Слуцкий же отстраненно смотрел на валявшиеся повсюду трупы.

Виктор думал, что батюшка уже закончил молитву, но он ошибся. Священник достал икону Иоанна Воина и зычно сказал:

– Славим Господа нашего, Иисуса Христа, сына Божия, за победу оружию нашему! Славим спасение наше! Великий святой Иоанн Воин покровительствовал нам на небесах во время битвы сей, и ему мы возносим благодарность и молим его и впредь молиться за успех наш и ратные победы наши!

Он передохнул и продолжил:

– Всеблагаго Бога и Царя, благоверный раб и воин явился еси, Иоанне чудодетелю, пострадав бо ради веры мужески, блаженно же скончав течение, зриши Всетворца Господа в Небесех светлейше. От Него же прием дарование чудес, страждущим человеком во всяких напастех помогаеши, укрепляеши воины в ратех, от врагов пленения, ран же и внезапных смертей и от бед лютых изымаеши. Тем же моли Владыку Христа, приснопамятне, да во всяком обстоянии сотворит нам милость и не введет нас во искушения, но спасет души наша, яко Человеколюбец.

Офицеры и солдаты начали выстраиваться в очередь, чтобы поцеловать святой лик. Виктор почувствовал, что не сможет этого сделать. Мысли вихрем пронеслись в его голове. Он понял, что сейчас все поймут, что он что-то скрывает о себе и что он на самом деле не тот, за кого себя выдает. Он поднял взгляд и увидел глаза того самого казака, который сразу ему не понравился. Виктор посмотрел на него и увидел его усмешку. Казак стоял рядом с ним. В метре от лошади Виктора. Он стоял на земле, держа своего коня под уздцы. Виктор скривил рот и перевел свой взгляд с лица казака на его потные, черные кучерявые волосы, непослушно вьющиеся по всей голове, и отчетливо услышал, как казак произнес эту страшную фразу, брошенную Виктору: