– Кофе? – генерал удивлённо переспросил, как будто только сейчас узнал, что кроме чая и вина существуют другие напитки. – От кофе у меня несварение. Как выпью глоточек, так в меня целый день ничего уж больше не лезет.
Значительно кивнув лакею, Константин Фёдорович тут же получил новую порцию свинины и бокал вина. И всё своё внимание незамедлительно переключил на них.
– А я вот, – мечтательно протянул импозантный мужчина лет сорока пяти, занимавший место по другую сторону от княгини Рагозиной, – ничего против кофия не имею. В Петербурге мы с Варенькой часто на завтрак только кофий и французские булочки употребляем. И ничего больше. Ваша манера завтракать немного старомодна, княгиня, но очень милая и домашняя.
Говорившего звали Фирс Львович Мелех, очередной дальний родственник княгини из Петербурга. Одет он был по последней моде, сверкал белоснежными манжетами и дорогой алмазной булавкой, приколотой к искусно повязанному, но не совсем уместно-пышному шёлковому шейному шарфу. Он с дочерью Варварой приехал навестить Анну Павловну и проживал в её доме вот уже третий месяц.
Рагозина слегка склонила голову вбок, не удостоив Фирса Львовича ответом. Аннет, которая всё время пристально наблюдала за бабушкой, заметила, как уголки её губ насмешливо дрогнули. Знала старушка что-то о дядюшке, чего никто не знал, но молчала, сколько Аннет ни пыталась у неё выведать.
Хоть ссора и не случилась, Борис всё же решил обидеться на сестру и, демонстративно отодвинув свой стул в сторону, оказался почти вплотную прижат к миловидной дочери Фирса Львовича Варваре. На барышне было светлое воздушное платье, перехваченное под самой грудью широкой атласной лентой. К лёгкой кружевной оборке почти у самого плеча была приколота брошь с крупным алмазом. От близости молодого человека Варя опустила глаза и так и просидела, не притронувшись к еде, до самого конца завтрака.
Не обращая на это никакого внимания, Борис с живостью пустился в пространные обсуждения нового экипажа графа Вислотского, недавно виденного им на Неглинной. Экипаж, по словам Добронравова, имел удивительно мягкий ход и необычную форму подножки. Кучер же гнал со всей мочи, и больше ничего рассмотреть не удалось.
– А этот граф престранный тип, надо сказать, – неожиданно, оторвавшись от свинины, снова подал голос генерал. – Знавал я его батюшку, ныне покойного. Уж скоро два года как будет. Воевали вместе. Большими друзьями мы были. Душа компании. Да, вот так и было. А Николу ещё мальчонкой помню, смышлёный был, бойкий, смеялся всё время. А сейчас как изменился, просто диву даюсь, нелюдимый сделался, прямо затворник. Давно уж он в обществе не показывается, с дамами знаться не хочет. Поговаривают, что связался с нечистым… Да только всё это глупости…
Анна Павловна вновь усмехнулась, на этот раз с горечью. Всё-таки она из собравшихся за столом была самой сведущей и знала об истинных причинах поведения графа Вислотского, но решила, что сейчас не время и не место их обсуждать, а посему промолчала.
С самого детства Василий Семёнович Громов был вынужден терпеть лишения по причине невероятной бедности его семьи, ведшей свою историю от древнего дворянского рода. Когда родителей не стало, Василию тогда шёл девятый год, пришлось переехать в деревню к родной сестре матери Глафире Андреевне Черновой. У тётки своей семьи не случилось, и племянника она приняла как родного сына, выплеснув всю накопленную за годы одинокого существования нежность. Но кроме чувств и крошечной вымирающей деревеньки в двадцать душ Глафира Андреевна ничего не имела. Здесь-то и пришлось Васе совсем несладко. Экономили на чём только можно. Эх и обижался он тогда на тётушку свою, а оказалось, зря. За несколько лет она смогла накопить достаточно средств, чтоб определить юношу в военное училище, а для этого одного обмундирования надо было пошить уйму. И жизнь Громова перевернулась, появилась надежда выбраться из нищеты и, может быть, даже жениться. Отучившись, он получил место адъютанта графа Николая Алексеевича Вислотского в самой Москве с годовым жалованьем, о котором и мечтать не смел. Да ещё целый флигель в распоряжение, куда тут же перевёз Глафиру Андреевну из деревни. И вот Василий Семёнович Громов уже четыре месяца как нёс свою новую службу.