Ардус, смутившийся от такой беспардонности путника, с которым познакомился только что, только и смог ответить:

– Пойдем.

Соорудив из плотной парусины обоза подобие седла, набив между двух слоев ткани побольше тряпья и бумаги, найденной в багаже Куцего, Ардус водрузил подушку на спину лошади. Со второй попытки оседлал животное, едва усидев на плохо закрепленной самодельной конструкции.

Смотря, как Ардус вертит поясницей, пытаясь удержать равновесие, Кливент весело хохотал, похлопывая себя по коленям.

– Ну ты даешь, братец!

Ардус тоже рассмеялся в ответ, оправдывающимся тоном произнес:

– Поэтому и телегу купил – плохо владею конным искусством.

– Да какое к черту искусство! – утирая слезы сказал Кливент. – Обхватил кобылу ногами, наподдал и – вперед! А вот задницей ты вертишь – вот это, пожалуй, можно назвать искусством! Так в красных трактирах даже барышни не танцуют как ты извиваешься! Им поучиться бы у тебя надо! Ха-ха!

Они оба громко весело рассмеялись.

– Гони! – свистнул Кливент, наконец успокоившись. – Гони, ее ретивую! – и пришпорил коня. Лошадь встрепенулась, дернулась, поднимая клубы пыли и со всех ног помчала вперед.

Ардус последовал за ним.

Плечи старика опустились, голова повисла.

Сейчас он представлял жалкое зрелище. Совсем недавно предводитель племени степняков, коих многие не иллюзорно боялись и признавали их силу и право быть первыми во всем, теперь стоял на коленях перед ребенком, раненный и жалкий. Корке это понимал, но противно от этого не было. Никаких чувств вообще не было. Только боль и усталость. И ощущение белого снега, безграничного и вечного, его чистоты, в которую хотелось упасть и уснуть. Навсегда. Может, Тарун и в самом деле был прав и старику пора на отдых? Да, видимо так есть. Твой час, Корке, настал.

Морщась от боли, он севшим голосом произнес:

– Да, возможно, так будет лучше. Для всех нас. Для меня.

Девочка нахмурилась. Не скрывая раздражения, спросила:

– Что ты там бормочешь?

Старик задумчиво покивал головой, словно соглашаясь с кем-то. Потом, не в силах терпеть боль от раны, обхватил плечо и, выдавливая слова, сказал:

– Тогда, в той битве, все пошло не так. Мы ее выиграли. Но не той ценой, какую хотели. В самой первой схватке погибло много наших соплеменников, все мои близкие и родные, кого я знал множество лет, с которыми мы жили бок о бок практически всю жизнь. Они все погибли. У меня на глазах. Впервые я тогда почувствовал такую дикую злобу, когда ты теряешь контроль над своим разумом, превращаешься в камень и все тебе нипочем, ибо тобой движет только одно – месть. Мы ворвались в Дэбуриан и начали убивать всех, кто попадался нам на пути, опьяненные дикой яростью. За одну ночь мы уничтожили этот городок, не оставили камня на камне. И когда уже собирались уходить к нам навстречу выбежала эта женщина. Она проклинала нас даже не зная, что эту бойню затеяли не мы, а они, желая расширить границы своих владений. Они начали этот кровавый ужас. Мы лишь защищали себя и мстили за убитых. Но она этого не знала. Она лишь видела смерти своих соплеменников и делала простые выводы. Не страшась смерти, она выбежала нам наперерез и начала проклинать. И вновь во мне вскипело это жуткое неведомое, темное чувство. Я… – старику было сложно говорить. Он едва держался чтобы не упасть. – В тот момент мной управлял словно демон. Я не помню себя, лишь красный туман перед глазами, какую-то пьянящую вселенскую ненависть. Да, я надругался над ней. И теперь час расплаты настал. Да, так будет лучше. Сделать то, за чем пришла.

Старик медленно и с явным усилием распрямил плечи. Кулаки разжались. Корке внимательно взглянул на девочку. И вдруг понял, что перед ним стоит его дочь. Пусть появившаяся на свет таким жутким путем, но все же в ее венах текла его кровь. Внезапное осознание пробудило в душе странные чувства, толи радости, толи волнения.