В гостиной же буквально неживой полупрозрачной тенью сидела в углу Алиса, закутанная в серую шаль, вертела в руках цепочку подруги, обматывая сильнее вокруг пальца, пока подушечка не посинеет, и мутным взглядом смотрела на дядю, пытавшегося заглушить алкоголем боль от утраты дочери.
– Возьми, пожалуйста, – к Алисе тихо подошел худощавый юноша в сливовой футболке и подал ей в руки стакан воды, от которого разило валерьянкой.
– Спасибо, Савва.
Игнат же не отрывался от стакана. Только его было слышно в гостиной: как он наливает из графина коньяк, с грохотом ставит его обратно на столик, опрокидывает бокал с содержимым, тяжело выдыхает, покашливает и со звоном опускает бокал на стол. И так несколько раз подряд, пока неприятное покалывание в носу не перестало его раздражать, а золотисто-коричневая жидкость не стала питься мягче.
Наконец гробовую тишину гостиной прорезал четкий стук трости.
На лице Ярославы, вошедшей в просторное черно-белое помещение, читалось глубокое недовольство. Она втянула запах комнаты, будто знакомилась со всеми присутствующими, и навострила слух, чтобы не упустить ничего, что могло ей помочь разогнать поскорее всех нежеланных для нее людей.
– Игнат, – недовольно протянула она и медленно развернула голову в сторону племянника, будто могла его видеть, – перестань переводить Натушкин алкоголь. Пора бы взять себя в руки.
– Да что ты понимаешь… – огрызнулся тот.
Ярослава что-то ответила одними губами и направилась в сторону своего кресла, которое занимал Савва, но с приближением тетушки, уступил и помог ей удобно устроиться. Игнат еще сыпал притупленной коньяком агрессией, закинув голову на плечо и подперев толстую щеку кулаком. Второй рукой еще пытался налить себе очередную порцию коньяка.
Все молчали, переглядывались, закатывали глаза и безмолвно понимающе кивали друг другу. Диана сидела на подлокотнике дивана рядом со младшим братом Игната и его женой. Два брата были совершенно разные, их родство угадывалось слабо, выдавали лишь рыжие волосы. Ренат мог похвастаться высоким ростом, широкой спиной и цепким взглядом с хитринкой. Ему безусловно шел траурный костюм, облегая плечи, руки и грудь. Он нервно расчесывал запястье и кожу вокруг ворота рубашки, напряженно сжимал хрупкую ручку жены, что в такт Алисе шмыгала носом. Ренату недавно исполнилось тридцать пять лет, выглядел он как мужчина, добившейся успеха. Свой дом, свой бизнес, своя семья, жена и дети. Все, чем можно гордиться.
Игнат, да, был старше брата почти на двадцать лет, но такой красотой и здоровью дышал лишь в юности. За последние года он ссутулился, расплылся в фигуре, его рыжина покрылась инеем седины, а глаза подернулись пеленой сожаления об ошибках молодости. Он с тем же усердием старался создать семью, но все было лишь пародией, карточным домиком, который ждал лишь слабого дуновения ветра. Его губила первая любовь и ноющая вина за грехи. Диана не выдержала поведения супруга, точнее она испугалась за последствия – в гостиной появился Марат, Крекер юркнул к Ярославе Карловне, сунул под ее старческую руку острую морду и тихо заскулил, напрашиваясь на поглаживания. Сын стоял около дверного косяка и по его скулам ходили желваки, и заметно напряглись руки, когда Марат смотрел на своего отчима, поэтому Диана предприняла попытку убрать подальше графин и фужеры, однако, нарвалась на брань в свой адрес.
– Да пошли вы все к черту! Ни черта не понимаете!
Марат сдвинулся с места и направился к дивану, на котором жирным котом растекся Игнат, желал схватить его за шкирку, проволочь по полу и ступеням на улицу, и там полноценно и доходчиво объяснить ему, как стоит разговаривать с его матерью. Эта жажда набить ему морду созревала долго, и вот в последнее время он крайне не мог сдерживаться, отчего Диана старалась оградить Марата от встреч с мужем. И сейчас она, проглотив обидные слова, которые пришлось выслушать, так еще и в присутствии семьи, перехватила сына, тихо попросив его не вмешиваться. Однако рвение Марата вмешаться замечено было тоже всеми.