Шестак всегда знал, что ему не стать пианистом даже второго ряда – руки не те… Зато у него довольно рано открылся талант интуитивно угадывать, какую неожиданную окраску в произведении, известном всем и каждому, может найти тот или иной его исполнитель, тогда еще приятель по классу в Центральной музыкальной школе – знаменитой ЦМШ. Это всегда обескураживало и восхищало искушенных слушателей. Другим Шестак не рассказывал, как это происходит, опасаясь недоверия, ведь музыка виделась ему цветными волнами, и он без труда понимал, как сделать мелодию ярче. Наверное, такое же зрение было у Скрябина – праотца цветомузыки…

При поступлении в Гнесинку учитель Алексея похлопотал за него, убедив членов комиссии, что к ним придет учиться потенциальный преподаватель Академии. Шестаку устроили нечто вроде проверки, и он ее выдержал успешно. Вскоре к нему стали обращаться за помощью даже профессора, причем часто их подопечные соперничали между собой… Он старался помочь всем, но не каждый ученик мог передать его находку.