– А почему земля такая расчерченная? Они что-то сажают?

– Нет, – ответил Сергей. – Это сделано для того, чтобы, если кто-то решит сбежать, на земле были следы.

– И кто ее каждый день расчерчивает?

– Сами заключенные. С этого начинается их утро.

– А что происходит, если кто-то сбежал?

– На стенах колонии стоят контрактники с оружием. Если они видят, что кто-то пересекает запретную зону, а такие случаи бывают, то делают предупредительные выстрелы вверх, а дальше стреляют на поражение.

– А за что здесь сидят?

– От мелкого воровства и торговли наркотиками до тяжелых убийств.

– А из самого легкого до самого тяжелого, чтобы представлять?

– Одна украла телефон, другая съела собственных детей. Приходилось и с такими общаться. Не принято спрашивать, кто за что сидит. Но иногда они сами хотят рассказать, чтобы облегчить свою душу. Столько я историй услышал, Даш. Столько историй. Пойми правильно одно. В тюрьму невозможно идти вот так… Если ты не будешь любить их – туда лучше не ходить. Если людей не любить, лучше не жить. Даш, их нужно любить. А люди будут делать зло. Суть сама заключается в том, что любовь должна победить зло. Такой была победа Христа на кресте. Его распинают, а он молится: «Отче, прости, ибо не знают, что творят».

– Жалко их.

– Кого, заключенных? Жалко. Но, Даша, они уже на пути, ты понимаешь? Они уже проснулись! Им дали шанс! Когда я прихожу в места лишения свободы, я говорю: «Ребята, вы счастливые люди». Они: «Как?» Я говорю: «Вы знаете сегодня сотни тысяч людей, которые не открыли глаза и не увидели свет нового дня. Кто-то от передозировки, кто-то от пьянства, кто-то влез в драку, кого-то застрелили, кто-то погиб в аварии, а вы счастливые люди. Вы живые. Вы видите свет нового дня. У вас есть еще надежда. Вы счастливые, потому что Бог эту тюрьму образовал с одной целью. Чтобы остановить ваш безумный бег. Там вы бежите и не видите ничего. А здесь можно остановиться и подумать. Если вы считаете, что вы правильно живете и правильно поступаете – вопросов нету. Сидите дальше на нарах и поступайте. Но если вы понимаете, что в вашей жизни где-то сбой, то время оглянуться назад и подвести маленький итог своей жизни. Если понимаете, что неправильно – то есть возможность измениться. Вот я вам могу рассказать, как меня Бог изменил. Если вы хотите, у вас есть шанс сегодня. Вас ждут дома дети, родители, вы что, нужны туда им пьяницами и наркоманами? Мать хочет получить настоящего сына, она авоськи таскает, последнюю пенсию отдает, а ты придешь и опять будешь у нее тянуть? Неужели ты не хочешь изменить свою жизнь? Есть тот, кто преображает, тот, кто помогает, и это Бог. Мы готовы помочь, дать, мы готовы принять тебя и дальше вести. Есть желание – пожалуйста».

Тут я оторвалась от разговора, потому что увидела шеренгу женщин, заходящих в здание, куда направлялись и мы. Они были одеты в серые юбки ниже колен и теплые безрукавки, на головах были платки. Я сразу поняла, что это не выбор, а форма. Мы зашли в зал, заключенные рассаживались по жалобно скрипящим эсэсэсэровским стульям, сколоченным в ряды. Мне полагалось просто смотреть за выступлением волонтеров и представителями церкви. И пока они вели привычную программу, читая Библию, рассказывая свои истории (многие волонтеры – бывшие заключенные) и исполняя песни под гитару, я всматривалась в лица женщин и гадала, за что каждая из них здесь оказалась. Когда моя команда заканчивала с выступлением, Сергей тихо спросил меня, хочу ли я тоже что-то сказать. Я кивнула и вышла на сцену. Повисла тишина.

Впервые в своей жизни я находилась в одном помещении с убийцами, зная это наверняка. Тут были симпатичные девушки, а были такие, чьи лица буквально исполосованы темным прошлым. С некоторыми было даже страшно встретиться взглядом. Казалось, дай в руки топор – и они убьют всех, кто здесь находится. Тогда я окончательно убедилась, что по внешности можно судить, причем очень легко. Многие из них могли бы быть завидными невестами, но жизнь внесла свою корректировку. В любом случае, я не испытывала никакого презрения, злости или ненависти. В глубине души мне было всё равно, кто из них убивал, а кто нет. Потому что, видя, в каких условиях могли расти эти девочки, не остается вопросов к ним. Остается вопрос ко всей системе мироздания. Кому-то просто даже не дали шанс… Не помню, что именно я говорила, но, кажется, сказала, что я ими горжусь.