– Это говорит о расколе?

– Раскола я тут не вижу. Мы просто решили пойти своим путём. Не сидеть, а начинать народное сопротивление так, как оно должно происходить – поэтапно и чётко[21].

Ситуация любопытным образом перевернулась. Ранее Мозговой считался умеренным и выступал против насилия, а Болотов призывал к вооружённому восстанию и захватил здание СБУ. Но после этого умеренным стал Болотов, который засел в Луганске и начал вести переговоры с украинскими чиновниками о будущем Луганщины. У Мозгового же начала складываться репутация сторонника жёсткого курса: он критиковал ополченцев в Луганске за пассивность, требовал начать решительное переподчинение всех центров власти и силовых структур – не только в столице, но и по всей области. Мозговой считал, что это можно было сделать за одну-две недели, что такое развитие событий помогло бы избежать дальнейшего противостояния на местах и больших потерь в будущем.

Итак, Мозговой покинул Луганск и разбил полевой лагерь вблизи российской границы – это было важно для оперативных поездок на «большую землю», приёма оттуда помощи и российских добровольцев. С обустройством помог всё тот же Валерий Лопин. Лагерь находился на принадлежащей Лопину территории бывшей молочной фермы в селе Верхняя Ольховая. Это место стало базой для людей, желающих примкнуть к Мозговому, именно здесь началось систематическое обучение бойцов военному делу.

Валерий Болотов в кругу ополченцев

Алексей Мозговой в палаточном лагере в селе Верхняя Ольховая

Но пробыли они там недолго. Через пару недель базу обнаружили украинские военные, и в начале мая лагерь переехал под Свердловск, на территорию пустующей турбазы в деревне Ясыны, всего в полукилометре от российской границы. В этом лагере я и познакомился с Мозговым.

Впервые на территорию восставшего Донбасса я попал 8 мая 2014-го. Я собирался наладить коридор для переправки добровольцев из России, которые хотели вступить в ополчение Донбасса и помочь русскому делу. Желающих было много, все горели общей идеей, но абсолютно ничего не знали о том, как обстоят дела в республиках. Мне предстояло это выяснить.

По пути из Москвы, откуда мы выдвинулись с несколькими добровольцами, я связался с луганским ополчением. Это оказались люди Валерия Болотова. Граница ещё контролировалась украинскими военными. Мы перешли её нелегально, приехали в Луганск и сразу направились в здание СБУ.

Там мы находились около недели, но уже спустя несколько дней поняли правоту Мозгового. Ополченцы засели в «избушке» в ожидании штурма и активных действий за пределами Луганска не предпринимали. Власть в других городах и посёлках постепенно переходила в руки самостоятельных отрядов ополчения и людей, которые ориентировались на Мозгового. К середине мая среди сидельцев «избушки» из-за полуторамесячного безделья начались нездоровые брожения – пьянки, стычки, делёж имущества. Наиболее деятельные ополченцы начали роптать, часть людей переходила в лагерь Мозгового и в подразделение другого популярного луганского командира – Александра Беднова (Бэтмена).

Тогда мы поехали в Антрацит – небольшой город в относительной близости от российской территории[22].

В районе села Миллерово мы с помощью местных контрабандистов организовали коридор для нелегального перехода границы. Около Антрацита мы планировали проложить второй коридор, а в самом городе создать перевалочную базу для добровольцев.

Но нашим планам не суждено было осуществиться. 14 мая мы приехали к городской администрации и первое, что увидели, войдя в здание, – внушительное количество ящиков водки. Мы сообщили дежурному, что приехали из России, и высказали пожелание пообщаться с руководством. Двое казаков грубо сопроводили нас в подвальное помещение и начали допрос с пристрастием. В то время многим ополченцам и особенно казакам везде мерещились украинские шпионы. Убедить находящихся в изрядном подпитии казачков в том, что мы – российские добровольцы, было очень сложно, не помогла даже демонстрация паспортов. В конце концов, мы убедили их связаться с людьми из окружения Болотова, и когда те подтвердили, что мы не шпионы, нас нехотя отпустили. От идеи координации добровольцев через Антрацит пришлось отказаться.