Эти реакционно настроенные врачи критиковали психодинамический подход психиатров – приверженцев романтизма, причем иногда в довольно жесткой форме. Они обвиняли натурфилософов в «абсолютной потере связи с реальной жизнью» из-за того, что те погрузились в «рассуждения о мистических и трансцендентных мирах».
К середине девятнадцатого века новое поколение докторов отважно пыталось сократить растущую пропасть между психиатрией и ее сиамским близнецом – неврологией, которая пользовалась все большим и большим уважением. Это была первая волна биологической психиатрии. Сторонники данного подхода исходили из того, что ментальные расстройства вызваны физическими аномалиями в мозге, которые можно выявить. Во главе этого движения стоял немецкий психиатр Вильгельм Гризингер, который с уверенностью заявлял, что «все поэтические и идеалистические представления о сумасшествии несут в себе наименьшую ценность». Он получил образование врача и ученую степень под руководством Иоганна Шёнлейна – выдающего немецкого патологоанатома, прославившегося укреплением доверия к терапии внутренних болезней. Он настаивал на том, что при постановке диагноза следует опираться на два источника информации: врачебный осмотр и лабораторные анализы биологических жидкостей и тканей.
Гризингер попытался создать такую же эмпирическую основу для постановки психиатрических диагнозов. Он составлял перечни симптомов, которые появлялись у больных в лечебницах для душевнобольных, а после их смерти проводил вскрытие и изучал мозг. Гризингер использовал данные исследований, чтобы разработать лабораторные анализы для живых пациентов. Он создал опросник с четкой структурой и определил последовательность врачебного осмотра, что в совокупности с анализами должно было помочь идентифицировать ментальное расстройство. По крайней мере, такую цель ставил Гризингер.
В 1867 году в первом выпуске собственного журнала Archiv für Psychiatrie und Nervenkrankheiten («Архивы психиатрии и заболеваний нервной системы») он заявил:
Психиатрия претерпела изменения в отношениях с другими направлениями медицины. Эти изменения основываются главным образом на осознании того, что пациенты с так называемыми ментальными расстройствами на самом деле являются людьми с заболеваниями нервов и мозга. Поэтому данная отрасль должна перестать считаться отдельной гильдией и прочно войти в состав общей медицины, стать доступной для всех медицинских кругов.
Провозглашение принципов биологической психиатрии стало источником вдохновения для специалистов новой формации. Полагая, что ключ к разгадке ментальных расстройств таится не в неуловимой душе и не в незримых магнетических каналах, а внутри мягких и влажных складок мозговых тканей, они провели огромное количество исследований, которые основывались на изучении под микроскопом мозга умерших. Психиатры, разбирающиеся в анатомии, связывали выявленные в мозге патологии с клиническими расстройствами (например, Алоис Альцгеймер обнаружил сенильные бляшки и нейрофибриллярные клубки, свидетельствующие о деменции). В связи с этим появились новые теории, например истерию, манию и психоз стали объяснять перевозбуждением нейронов.
Учитывая такие открытия, можно предположить, что психиатры, являющиеся последователями биологического подхода, наконец добились того, что их профессия стала опираться на науку и прочно стоять на ногах. В конце концов, в мозге ведь должны существовать отчетливые признаки ментальных расстройств, верно? Увы. Исследования первого поколения психиатров ни к чему не привели – словно фейерверк, который взлетел в небо, но не взорвался красивыми огнями. Несмотря на значительный вклад в неврологию, ни одна из биологических теорий девятнадцатого века, объясняющая психические заболевания, не нашла подтверждения в организме (за исключением болезни Альцгеймера) и не привела к прорыву в психиатрии. Ни одна из них не оказалась верной. Как бы тщательно приверженцы биологического подхода ни всматривались в борозды коры головного мозга, его извилины и доли, как бы старательно ни изучали образцы тканей, они не могли найти конкретные и последовательные отклонения от нормы, которые свидетельствовали бы о психическом заболевании.