Потом Нахельман заговорил о Божественном величии:

– Бог велик даже в малом и ничтожном, в грязи, в дурной коже, в гниющей плоти. Он не знает ни нашего «хорошо», ни нашего «плохо», равно творя все, что посчитает нужным, не делая ни для чего исключения. Он велик, обнаруживая себя в великом, и ничтожен, находя себя в ничтожном, мы же только думаем, что что-то знаем об этом мире, тогда как все, что мы знаем, это только наши эмоции по его поводу, а это нельзя назвать даже ложью.

Потом он сказал несколько слов о чудесах – опустив голову и упершись взглядом в пол, – словно рядом никого не было, а был он, рассуждающий о тех самых чудесах, которые мы все ищем, чтобы укрепить свою слабую веру, не желая приложить к этому ни капли собственных усилий и укрываясь за чудесами, словно за каменной стеной, полагая тем самым, что милосердные Небеса обязательно примут эту фальшивую веру за настоявшее золото.

– Только вот долго ли продержится и устоит ли такая вера, которая опирается лишь на чудеса? – спрашивал Нахельман, медленно шагая по скрипучему полу, словно прислушиваясь к какому-то далекому голосу, который не слышали остальные. – Долго ли Всемогущий будет принимать в расчет веру, которая из последних сил цепляется за чудеса и только на них одних возводит свое сомнительной прочности здание?

– Разве, – спрашивал он, заглядывая то в одно, то в другое лицо, – разве мы похожи на размалеванных базарных шлюх, которых Всемогущий покупает за свои чудеса, как будто Ему больше нечего нам показать?

Потом он заговорил о человеческой трусости, – которая, как последняя торговка, торгуется с Господом, набивая цену на товар, зовущейся «справедливостью», – и о человеческом мужестве, которое берет на себя безрассудную ответственность за каждый твой шаг, не имея никаких гарантий и полагаясь только на волю Божью, которая неслышно, незаметно стоит у тебя за спиной.

– А это значит, – сказал Шломо Нахельман, повышая голос, – что Всемогущий никого и никогда не принуждает, но требует взамен от нас самостоятельности, которая так редка ныне на земле… Знаете, что Он шепчет каждое утро в ваши уши, стоит вам только открыть глаза и увидеть солнечный свет?.. Он говорит – беги прочь от этой безумной толпы, дурачок, и почаще вспоминай слова, сказанные Бэконом Веруламским: общее согласие никогда не является признаком Истины.

– Общее согласие…– сказал Йегуда Мочульский, записывая за Шломо.

– Но это, – продолжал Шломо Нахельман, – только одна сторона медали. С другой стороны, вы знаете, что мы должны во всем соблюдать неукоснительный порядок, который устанавливает и поддерживает сам Всемогущий, не спрашивая, хотим ли мы того или нет и ни для кого не делая исключений. Это означает, в первую очередь, – продолжал Нахельман, останавливаясь в дальнем углу комнаты, – что все древние пророчества о приходе Машиаха должны быть исполнены, а все Божественные обетования выполнены до последней черты, хотя с другой стороны Всемогущий призывает нас к свободе, желая, чтобы мы опирались только на свой опыт, принимая на себя всю возможную ответственность и не останавливаясь ни перед чем.

– Ответственность, – повторил Йегуда Мочульский, записывая.

– Тем самым – продолжал Нахельман, – человек всегда находит себя между молотом и наковальней. Он должен сам решить для себя, как ему следует выбираться из этого немыслимого противоречия, на которое его не без умысла обрекли Небеса, которые и палец о палец не ударят, чтобы вытащить тебя из этой ямы, но зато с удовольствием посмотрят, как ты выбиваешься из последних сил, чтобы выбраться оттуда, откуда не выбирался еще ни один человек… Ждать, надеяться и делать свое дело, – вот удел человека, который с доверием относится к своему Богу, – закончил Нахельман, опускаясь на пол рядом с Йегудой Мочульским, который не хуже Голема записывал за ним в небольшую тетрадочку все, что тот говорил.