– Мир держится на словах, – сказал между тем Нахельман. – Если выдернуть из-под его основания какое-нибудь слово, то останется пустота, в которую может рухнуть вся Вселенная. Мы верим, что турки – это огромная сила, с которой невозможно справиться, и которая не уйдет прочь просто так. Но ведь это только слова. Пустые слова, которым мы можем противопоставить другие слова, – например, слова этого Откровения, которое говорит о близком конце турецкого владычества и приходе того, кого нам обещал Всевышний.

– То есть, Машиаха, – Перельман улыбнулся.

– Да, – сказал Нахельман. – То есть, Машиаха.

– Прекрасно, – Перельман поднялся из-за стола. – Могу я узнать, давно вы в Палестине, господи Нахельман?

– Второй год, – Нахельман тоже поднялся вслед за Перельманом…

– Тогда, может быть, вы еще не знаете, что раз или два в году здесь обязательно появляется какой-нибудь сумасшедший, который объявляет себя Машиахом или ангелом, или сыном Бога, чтобы потом сгинуть в турецкой тюрьме, без всякой надежды вернуться назад?

– Посылая нам Машиаха, Всемогущий не оставит нас без знаков, удостоверяющих его приход, – кротко сказал Нахельман.

– Вы так полагаете? – насмешливо спросил Перельман, подходя ближе. – По всей видимости, это надо понимать так, что, по-вашему, нашим главным занятием в этой жизни должен быть поиск знаков, указывающих на приход Машиаха. Это любопытно.

– Интересно узнать, как обстоят дела с вашей точки зрения, – сказал Нахельман, похоже, принимая вызов.

– С моей точки зрения, следует делать свое дело, господин Нахельман. Просто делать свое дело и больше ничего. Вот такое, например, которое делаю я, издавая эту газету, которую читают и в Старом городе, и даже, как это ни странно, в Меа Шеарим, и в Немецком квартале. Если вы скажите, что это ничего не решает, я буду вынужден с вами не согласиться, господин Нахельман, потому что эта газета сплачивает людей и мало-помалу формирует общественное мнение, которое со временем будет представлять серьезную силу.

– Другими словами, – перебил редактора Нахельман, – вы делаете то же, что предлагаю вам сделать я. То есть воздействовать на людей с помощью слова.

– Есть небольшая разница, – возразил Перельман.

– Конечно, – сказал Нахельман. – Небольшая разница, которая заключается в том, что вы хотите при помощи слов превратить еврея в такого, знаете, европейского общечеловека, который вспомнил, что он человек, но при этом забыл, что он еврей. Тогда как я хочу, чтобы все было прямо наоборот – чтобы еврей вспомнил, наконец, где же находится его настоящая родина.

– И где же? – спросил Перельман.

– Там, – сказал Нахельман, показывая указательным пальцем в потолок.

– Но в Торе написано, что наша родина – земля обетованная, – не без ехидства напомнил Перельман. – Или у вас есть какие-нибудь другие соображения?

– В Торе написано, что наша родина – это земля обетованная, но не написано, что это значит, – сказал Нахельман. – А это означает, что обещая нам землю, Всемогущий хотел убедиться, что мы не променяем Его ни на какие ценности на свете, тогда как на деле получается, что не будь этой земли, мы бы давно забыли, Кто вывел наш народ из Мицраима. Достаточно прочитать книгу господина Герцеля, которую вы наверняка читали. И когда вы намекаете в своей газете, повторяя за ним, что все евреи должны жить в своем собственном государстве, вы тем самым просто приравниваете евреев к другим народам, забывая, что их подлинная родина – это пустыня, где можно услышать Его голос и в которой странными кажутся рассуждения о конституции, свободе совести, демократии или о всеобщем избирательном праве.