– Как можно есть это дерьмо, – сетовал Янушев.

– Ешь же, – заметил Табатадзе.

– А куда деваться – неизвестно будут ли завтра кормить.

Солнце стало уходить за горизонт. Охрана расположилась бессистемно. На пне у домика сидел солдат с сигаретой в пятнадцати метрах от пленников. С другой стороны метрах в тридцати ходили то по двое, то по одному вояки с автоматами. Временами за советскими следил только кто-то один с места, которое можно было бы назвать пост на пне за домиком.

– Охрана слабая – надо бежать, – поделился своими мыслями Алешков.

– А, если пристрелят? – усомнился в разумности идеи товарища Скороспелов.

– Нас и так пристрелят, – заметил проходящий мимо них техник Рыжков.

– Не неси чушь, Герман, и не пугай товарищей почём зря, – осадил его Улыбин.

– Ты испугался больше других, – упрекнул его Ленивцев, пришедший к компании Алешкова и севший к ним. – Куда побежим?

– Кукуруза. Ночью. Охрана будет спать по-любому. Мы по-тихоньку проползём к кукурузе и через поле проберёмся обратно, – сказал Алешков.

– Обратно? Мы прошли уже километров тридцать или сорок; ни дорог, ни каких-то знаковых примет не запомнили, за что мог бы глаз зацепиться. Саванна, одна саванна и всё, – заметил Скороспелов.

– Нам надо идти на запад. Так мы дойдём до океана, – предлагал Алешков.

– Это безумие – у нас нет ни еды, ни карты. Как мы доберёмся до своих? – Улыбину не понравилась эта идея.

– И потом, где тут свои, а где не свои? Какую местность контролируют повстанцы? Может быть, они уже захватили власть в стране или близки к этому, – предположил Янушев.

– Фёдор, не наводи тоску, – упрекнул его Улыбин. – Посмотри на них, какая им власть? Нас скоро освободят. Поверьте. Нас разыскивают правительственные силы. И Союз уже подключился к тому, чтобы нас спасти. Я уверен в этом. Надо только потерпеть два-три дня, – успокаивал товарищей Улыбин. – Нас обязательно спасут.

– Ага. Два дня уже прошло. Где доблестная армия Мозамбика? Вы все видели, как сбежала наша охрана, когда повстанцы напали на рудник? Вы как хотите, а я сбегу, – стоял на своём Алешков.

Стемнело. Где лежали советские пленники была чёрная темень, только в поселении горели несколько керосинок.

– Видите охрану? – шёпотом спросил Алешков Скороспелова и Ломовского.

– Ничего не видно, – ответил Ломовский.

– Бежим, пока у нас есть шанс, – звал товарищей с собой Юрий.

– Мы не знаем пути, вдруг заблудимся или набредём опять на повстанцев, – сомневался Скороспелов.

– А ты? – обратился к Ломовскому Алешков.

– Не уверен, что это разумно, – сказал тот.

– Эх, вы.

И Юрий уполз в сторону кукурузного поля.

Наступило утро. Ломовский и Скороспелов продрали глаза.

– Как же жрать хочется, – жаловался Иван.

– Не надейся – завтрака не будет, – обломал его Сергей, который поднял корпус. – А где Юрка? Неужели убежал?

Скороспелов тоже приподнялся.

– Он оказался смелее нас, поэтому спасся, а мы ссыкуны.

– Гляди, – Сергей кивнул в сторону, где расположилась группка советских пленников самая близкая к поселению.

Там вставал Юрий и разговаривал с товарищами.

– Не решился, – сказал Иван.

– Одному страшно бежать, – Сергей стряхнул насекомое с лица и потрогал нарастающую щетину, к которой не привык, так как брился каждый день.

Алешков подошёл к ним, когда повстанцы начали всех поднимать для дальнейшего следования. Их поторопила на мозамбикском диалекте португальского девушка в военной форме, угрожая автоматом.

– Вставайте, вставайте, в путь!

И пленники с повстанцами побрели дальше.

– У них и женщины есть, что они забыли на войне? – размышлял вслух Иван.

– Лучше воевать, чем жить впроголодь и без одежды, – быстро нашёл ответ Алешков.