Растрёпанная, зарёванная, уставшая… Но впервые за десять лет, она была счастлива! Счастье переполняло её, хотелось летать, кружиться, петь – «Олег! Олег вернулся!»

Света была абсолютно уверена, что это он. Ну нацепил какую —то страшную маску, чтобы она не узнала его – сейчас много таких делают. Зачем? Потом расскажет.

Что калека —ясно. Пусть! Может быть – женился там, на мусульманщине.

Пусть! Станет второй, пятой, десятой женой! Примет мусульманство! Всё простит!

Даже если он шпион – простит. Главное – живой! Главное – дождалась! Что это Олег, она не сомневалась —походка, фигура, поворот головы…

Хоть и хромать стал, а походка почти та же! Света засмеялась радостно. Завтра пойдёт к тому офису, раз у него ключ есть, значит, работает там. Будет ходить до тех пор, пока не сдастся, не откроется. Ведь она нужна ему, раз Олег ходит за ней!

На следующее утро Света обнаружила в почтовом ящике нежную, замёрзшую гвоздику.

Светино сердце забилось тревожно и радостно, как в юности. Она схватила цветок, поцеловала, отнесла домой и поставила в самую красивую вазу. Полюбовавшись и сказав гвоздике – «Грейся, дорогая!», Света помчалась к заветной железной двери во дворе.

Обойдя здание с другой стороны по переулку, Света и в самом деле вышла на проспект. Яркой вывеской светился офис с трудно читаемым названием фирмы, понятно было лишь ООО, далее тёмный лес сокращений.

Фирма явно богатая, у входа охранник, который даже близко к турникету Светлану не подпустил. На её бестолковые и путаные вопросы он вежливо ответил, что Олегов у них в фирме несколько, калек он не знает и на личные вопросы о сотрудниках фирмы не отвечает. И оставался непреклонен, как Света ни просила и ни умоляла его – пропустить в отдел кадров или к начальству.

Вздохнув, девушка пошла на работу, где у неё всё валилось из рук, а сотрудники не могли узнать а милой, рассеянной и помолодевшей девушке их жёсткую и суровую начальницу.

А вечером Свете позвонили. Уже спокойно и уверенно подойдя к телефону, Света услышала тот же хрипловатый и глухой голос с родными интонациями, который уже, на совершенно русском языке, произнёс: «Светочка, родная, здравствуй! Светик мой ясный!»

Света спокойно и радостно, как будто не было десяти лет разлуки и отчаяния, сказала: «Олежка, привет! Ты чего такое вытворяешь? Зачем бегаешь от меня? Скрываешься?»

«Но ведь надо было тебя подготовить к возвращению покойника. От стресса и внезапности ведь умирают иногда.»

И вдруг осознав свалившееся на неё счастье, Светлана снова заплакала, едва вставляя между всхлипываниями слова: «Родной… вернулся… я знала… верила… ждала».

«Ну вот видишь! Давай завтра позвоню! Успокоишься немножко!»

«Нет! Не исчезай!» – закричала Света-«Как?! Что?! Где ты?! Где был?! Приходи скорей!»

«Ну вот видишь – сколько вопросов!» – засмеялся голос в трубке.

«Давай устроим тысячу и одну ночь Шахерезады наоборот.

То есть Шахерезадой буду я и каждый вечер расскажу тебе по сказочке, вплоть до самой страшной.

Сколько у нас там до 8-го Марта? Как раз 10 дней. 10 дней – 10 лет

Видишь, как всё славно складывается. А 8-го Марта я приду к тебе.

После 8-го ушёл, а 8-го вернусь. Через 10 дней и 10лет.

Спи спокойно, любимая Завтра первая сказка.»

Давно не было у Светланы таких счастливых дней.

Каждое утро она находила в почтовом ящике гвоздику или розу, о вечером раздавался телефонный звонок. Она устраивалась, поудобнее, у телефона и слушала, слушала бесконечно родной глуховатый голос, стараясь не перебивать и не плакать.

Истории и в самом деле походили на сказки, если бы не были такими страшными. Сначала Олег рассказал о засаде и о том кровопролитном бою в ущелье, о котором Света уже слышала. Тот страшный взрыв и столб пламени не сжёг Олега, а отбросил взрывной волной в неглубокий овраг, в котором мирно журчал ручеёк, при этом покалечив, оторвав руку. Кроме того у Олега осколком срезало нос, посекло спину, пламенем взрыва опалило лицо, волосы. Обожжённый, истекающий кровью он упал у воды ручейка и до того, как потерял сознание смог перетянуть ремнём обрубок руки и накрыть лицо обрывком одежды, смоченным в ледяной воде ручья. Больше он ничего не помнит.