При одной мысли об этом его лоб покрылся холодным потом. Сердце застучало так, будто старалось пробить дыру в груди и в модном серебристом комбинезоне а-ля космопилот.

Рука сама торопливо нажала две кнопки на экране приборной панели. Раздался ужасающий вой сирены, и почти невидимые в лучах яркого солнца вспыхнули огоньки световых сигналов.

«Болид» покинул территорию Первого района столицы. Замелькали низенькие бетонные халупы пригорода. Они ютились по обочинам дороги и жались друг к другу, как испуганные дети.

Громкое завывание сирены и световые сигналы означали – проезжает один из Хозяев Первого Уровня. Повинуясь закону, подданные высыпали на балконы и улицы, где застыли в поклонах.

Павел шумно выдохнул. Отпустило.

Его эго получило необходимый заряд энергии. Сердце перестало колотиться, дрожь прошла, и он постепенно успокоился.

* * *

Полчаса спустя, Павел въехал в район элиты. Здесь жили те, кто управлял Первой Галактикой. В этом районе все было самое-самое. На улицах росли живые цветы. В висячих садах круглый год созревали фрукты. Чтобы увидеть верхушки небоскребов с тротуара, в ясный день приходилось далеко запрокидывать голову назад. В другие дни – их закрывали облака.

Вскоре он стоял в кабинете отца на тысячном и последнем этаже самой высокой башни столицы.

Дизайн офиса Главы Галактического Совета Бена Шторма ничуть не напоминал о современности. Точная копия Овального кабинета президента США времен Трампа больше соответствовала вкусу Шторма-старшего. Даже запах сигарного дыма, казалось, прилетел сюда из того времени.

Каждый раз, приходя к отцу, Павел словно попадал в далекое прошлое планеты Земля. В те времена, когда о полетах в другие Галактики могли лишь мечтать, родители вершили судьбы детей и люди еще помнили, что такое курение.

«Отец любит всякое старье. Конечно. Он может себе позволить поступать по-своему. Только я вечно должен подчиняться дурацким правилам».

В «президентском» кресле сидел импозантный старик. Его коротко подстриженные седые волосы отливали серебром, а во рту торчала дымящаяся сигара. Вместо модных комбинезонов отец Павла носил костюмы времен двухтысячных годов прошлого столетия и белые рубашки.

Павел с отвращением глянул на сигару и задержал дыхание.

Старик не улыбнулся. Его выцветшие голубые глаза смотрели на сына холодно и строго.

Из синтетической корзинки на столе послышалось тихое рычание. Оно перешло в заливистый лай. Икс – любимая собачка родителя забилась в угол корзины и дрожала.

– Здравствуй, отец, – поприветствовал его Павел, выуживая из кармана угощенье для четвероногого злюки.

Вместо ответа старик взмахнул рукой, и лицо сына обожгла дистанционная пощечина. От того, что удар нанесли на расстоянии, пощечина была не менее болезненной и унизительной.

Икс выпучил глаза, закашлялся лаем и укусил ручку корзинки. В этом Миксе явно преобладала кровь чихуахуа. Он не напоминал собаку из сна, но Павел вздрогнул.

– Подойди, – скомандовал отец.

Сын втянул голову в плечи, постарался стать ниже ростом и шагнул к столу. Он бросил в корзинку печенье. Лай прекратился, и послышалось чавканье.

– Я слышал, ты вчера здорово надрался на вечеринке у Хозяев второго уровня, – загремел старик.

Павел промолчал и опустил голову.

– Зачем ты вообще якшаешься с этим сбродом? Да еще позволил себя перепить какому-то выскочке из простонародья. Ты – позор семьи.

Отец выдохнул облачко голубоватого дыма и перестал бушевать. Его рука опустилась в корзинку и начала поглаживать собаку.

– Сядь, – он указал взглядом на деревянное кресло с мягким сиденьем.

Таких не производили уже лет восемьдесят. Сын присел на краешек неудобного раритета. Он ожидал продолжения бури.