– Возможно, начнет с того, что сообщит тем, кому намерен угрожать, о характере той информации, которую намерен раскрыть. На следующем этапе он начнет искать контакты с авторитетной третьей стороной: издателями, возможно, с лидерами организаций, которые вполне законно борются с деятельностью, подобной нашей. Он станет искать с ними соглашения. Таковыми должны бы стать действия нормального разумного человека, именно так он должен проводить свое наступление, угрожая нам.
– Пока нет никаких данных о том, что Хейвелок стал прибегать к этим методам.
– От событий на Палатинском холме нас отделяют всего три дня. У него пока просто не было времени.
– Если, полагаясь на спички, уверовать в его разумность.
– Я верю в это и готов понести ответственность за то, что приклеил ему ярлык безумца; оправданием мне могут служить лишь те данные, которыми мы в то время располагали. Теперь я думаю, как этот ярлык снять.
– Но снятие ярлыка будет означать только одно: мы соглашаемся с тем, что борьбу против нас ведет совершенно нормальный человек. Как вы сказали, он будет атаковать нас без всякой жалости и потому гораздо опаснее шизофреника.
– Да, – согласился психиатр. – Притязания безумца могут быть отвергнуты, с вымогателем вполне можно разобраться… обратите внимание, что с самого Коста-Брава никто не обращался непосредственно к нам с прямыми требованиями. Но реализация законных интересов, пусть даже неправильно понятых, может нанести непоправимый ущерб.
– Разгром агентурных сетей, потеря источников информации, утрата плодов многолетней работы… – пальцы Стерна коснулись тумблера на красном телефоне, – и жизни людей.
– Но если он все-таки нормален, – жестким тоном заявил Даусон, еще раз прервав воцарившееся молчание, – и если девушка действительно жива, то мы стоим перед лицом более серьезной проблемы, не так ли? В этом случае под вопросом оказывается все: ее вина, ее смерть и так далее. Вся эта «безупречная» информация, профильтрованная десятки раз на самом высоком уровне, неожиданно предстает перед нами как гигантская дезинформация, как фикция, как обман. При этом обман появляется в самом неподходящем месте.
– Мы знаем вопросы, – спокойно ответил Стерн, не снимая руки с переключателя на телефоне, – но не способны найти на них ответы. Мы можем всего лишь остановить его и предотвратить непоправимый урон. – Стерн на мгновение умолк, глядя на телефон, и продолжил: – Вначале мы были едины во мнении. Здесь господствует прагматическая мораль, но не в ее философском значении, а в самом что ни на есть утилитарном проявлении. Благо для подавляющего большинства… превыше интересов небольшой группы или отдельной личности.
– Если вы, Дэниел, намерены объявить его «не подлежащим исправлению», – негромко, но твердо произнес юрист, – я не смогу вас поддержать. Я действую вовсе не из этических побуждений, а с позиции чистейшей воды прагматизма.
Стерн поднял на него глаза и сказал:
– Поясните.
– Он нужен нам для того, чтобы решить вторую, более важную проблему. Если он не лишился разума, можно попробовать подойти к нему по-другому. И возможно, он к нам прислушается. Устранение, бесспорно, единственный путь, имей мы дело с безумцем. В противном случае Хейвелок адекватно прореагирует на правдивое объяснение.
– Что вы имеете в виду?
– То обстоятельство, что нам ничего не известно. Мы признаем, что он мог видеть Каррас, что она, вероятно, жива. Мы скажем, что не меньше, чем он сам, хотим получить ответы на все вопросы.
– Это в том случае, если он нас подпустит настолько близко к себе, что мы сможем с ним разговаривать, и вообще согласится нас выслушать. Но не исключено, что он будет только задавать нам вопросы. И где гарантия, что эту нашу попытку он не воспримет как очередной грязный трюк с нашей стороны? Как вы намерены поступить в таком случае? У нас есть все досье, связанные с операцией на Коста-Брава, в них содержатся имена каждого, кто так или иначе имел отношение к акции. Чем он может быть для нас реально полезен? С другой стороны, мы прекрасно знаем, какой огромный ущерб способен нанести Хейвелок, какую панику вызвать, сколько жизней отнять.