Моя мать, Софья Гагарина, была старшей из шести детей. Двое из них умерли. Одного, двухлетнего Виктора, очаровательного белокурого ангела, мама хорошо помнила, хотя резче всего врезалось ей в память горе ее матери. Другая, Татьяна, умерла в возрасте семи лет в результате осложнения после удаления аппендикса, когда вся семья отдыхала в Биаррице, во Франции. Моей маме было тогда десять лет, и она была поражена и глубоко опечалена этой смертью, особенно после того, как ее гувернантка рассказала ей в подробностях, как тело сестры будет съедено в земле червями и как должна радоваться моя мама, что по крайней мере душа ее пребывает с Господом. (Я до сих пор поражаюсь такой жестокости!) Моя мать боготворила своих родителей – красивую, нежную, ласковую мать и сильного, энергичного, бурного и талантливого красавца-отца. Отец ее хотел, чтобы его жена была блестящей светской дамой, в то время как она была счастлива дома, с детьми, музыкой и мирной жизнью.

С раннего детства Софья была очень близка со своими тремя сестрами и кузенами и кузинами Осоргиными. Один из них, Сергей, и стал впоследствии ее мужем. Софья была уязвимой, скромной, часто грустила, мучилась сомнениями и находила опору во внутренней силе своего мужа. Она не нуждалась в людях, в друзьях. Она не была особенно популярна среди своих современников, которые считали ее высокомерной, в то время как она была застенчивой и неуверенной в себе. Иногда на ее пути встречался человек, способный разглядеть богатую культуру и тонкость ее натуры, и тогда начинались разговоры, вопросы и споры о жизни и ее смысле, а мой отец под эти разговоры мирно засыпал над книгой.

Для нас, ее детей, она всегда находилась на том пьедестале, на который ее раз и навсегда поднял ее муж, никогда не переставая ее обожать и радуясь постоянно ее присутствию. Вести себя с ней следовало бережно. Она часто страдала мигренями, которые, как мне кажется, были на самом деле приступами депрессии, и неудивительно, ибо детство ее отнюдь не было безоблачным. Ее мать совсем молодой скончалась у нее на руках. В это же время отец ушел из семьи и женился на никому не известной женщине, с которой у него было двое сыновей. Моя мать никогда не имела никаких сношений с ними, а мы, дети, вообще ничего не знали о жизни дедушки. Мне эта история стала известна только тогда, когда у меня были уже свои дети! Всю свою жизнь моя мать с болью несла эти мучительные воспоминания.

Когда мой отец заболел, мама много лет ухаживала за ним и никогда не жаловалась. Все трое моих детей родились в доме моих родителей. Моя мать была прекрасной бабушкой, не жалея для внуков ни времени, ни любви, ни заботы. Она великолепно шила и вышивала, и у моих детей была прекрасная одежда, сделанная ее руками: платья с изящной вышивкой, дивные матросские костюмчики и даже зимние пальто. Она пережила моего отца на много лет и умерла в Нью-Йорке после нескольких инсультов. Моя младшая сестра, Соня Озерова, преданно ухаживала за ней все годы ее болезни.

Я с грустью вспоминаю маму. Она могла и должна была бы быть счастливее, если бы не многие раны, нанесенные ей жизнью, раны, оставившие в ее душе глубокие следы. Я уверена, что в Царстве Божием ее чистая душа, прожившая чистую жизнь, нашла мир и радость.

Мои родители поженились в Ялте 10 февраля 1918 года, прожили там два года и родили двух детей. В это время в Крым приехали многие, бежавшие от большевиков. Со многими были дети, с другими – мужья, некоторые женщины приехали одни со своими детьми. Общая судьба, общие испытания сплотили этих несчастных беженцев. Все они страдали, и больше всего – от отсутствия информации. Где красные, где белые? Где их мужья, сыновья, отцы, другие родственники? И что будет дальше? Чего ожидать, к чему готовиться? Моему отцу пришлось прятаться, буквально играть в кошки-мышки с красными, которые, входя в Ялту, тут же начинали повсюду разыскивать остававшихся там белых офицеров. Женщинам и детям опасность не грозила, они преследовали только мужчин. Потом Красная армия отступала под натиском белых отрядов, а потом все повторялось сначала. Полный хаос!