Быстро умываюсь и выхожу на улицу. До свидания. Магазины закрыты. Измученные евреи, их жены и дети идут в синагогу. Они знакомятся с другими евреями, поздравляют друг друга с праздником и идут вместе.

Гуляя по улицам, я встретил своего лучшего друга Волфкина. «Мне сейчас хочется грешить», – говорит он мне. «Давай, зайдём и выпьем по стаканчику пива в честь Песаха». Я принял приглашение, и мы пошли в пивную, выпили две кружки пива и закусили тонкими сухими крекерами, посыпанными солью. И так как я и раньше ощущал себя отяжелевшим, то теперь, после двух стаканов пива, мне стало в тысячу раз тяжелее. Я не мог двигать ни руками, ни ногами. Я почувствовал, что мой мозг перестал работать. Он как-то со мной разговаривает, что-то говорит, но я не знаю, что.

С величайшими усилиями я поднялся с места, сказал другу, что мне надо куда-то идти, извинился перед ним и вышел. Наверное, я провел целый день, бродя по улицам Варшавы.

Больше всего в тот день меня расстроили две незначительные мелочи. Мимо проехала богатая карета с двумя лошадьми. Одна лошадь сильно ударилась ногой о водосток и обрызгала меня сверху донизу. Мне было так обидно, что, если бы у меня была возможность, я бы убил обеих лошадей.

И вот через полдня бесцельного блуждания меня остановил запах вкусного мяса. Я увидел, что стою рядом с богатым рестораном. И вижу через окно, что внутри сидит много людей, и все едят. Но тут я замечаю, как кто-то подходит к кассе, предъявляет ассигнацию, а ему дают сдачу в виде нескольких мелких купюр. Это был мой знакомый. Жадная душа наелась досыта, а ему ещё дали массу ассигнаций на хорошую еду и прочее.

«Мерзкий мир, противный мир!»

Пока я иду и думаю о нашем испорченном мире, девушка останавливает меня радостным восклицанием: «Ной, как твои дела?»

Мне очень нравится эта девушка. Я понимаю, что она из того же штетла, что и я. Но я ее не узнаю, а она не хочет мне говорить, кто она. Затем, когда я нажимаю на неё посильней, она говорит мне, что она дочь Берла, перевозчика песка. Совсем не хорошая родословная. Я хорошо помню её отца. Маленький еврей с очень длинной бородой, всегда ходил, склонив голову до земли. Потому что, кроме перевозки песка, у него было еще одно хобби: воровство лошадей у гоев. Однажды они поймали его и так сильно избили, что сломали ему позвоночник, и с тех пор он ходил сгорбленным.

Я ей говорю, что я уже полгода в Варшаве, успешно даю уроки. Я счастлив, что нахожусь здесь, в Варшаве. Красивый, интересный город. Она рассказывает мне, что работает у банкира Кроненфельда, получает хорошее жалованье, имеет свою отдельную комнату и у неё всё хорошо. Я так понимаю, она там горничная.

Она очень уговаривает меня пойти с ней. Я сильно сомневаюсь. «Нет, – думаю, – не надо». Мне, сыну адвоката из Мира, идти к дочке Берла, перевозчика песка. Когда люди это обо мне узнают, город заплачет, ой, моим родителям будет стыдно, их глазам будет стыдно. А, может, зайти. Я так голоден, что протяну ноги, и она даст мне поесть всё, что я захочу съесть. Я долго боролся с этой идеей, пока голод не победил, и я не пошел с ней.

Это мое место. Весь дом наш. И дом похож на старинный дворец. С колоннами, с двумя львами у входа и красивыми карнизами на дверях и окнах. Мы вошли в ее комнату через кухню. Она выложила хорошие вещи: бисквиты, кнедлики, жевательную резинку, вино, видимо от её хозяина. Но боже мой, зачем мне это нужно, она бы лучше подарила мне мацы, или тарелку картошки, немного мяса. Я все равно не выпью это вино. Боюсь, я до сих пор помню утреннее пиво. Располагаюсь, перекусываю, раскалываю орехи, пью чай с консервами и аппетит все больше возбуждается. Если бы у меня сейчас был бык, я бы съел его целиком, даже шкуры с волосами не оставил бы.