– Завтра утром вас всех сожгут, а твои чары, колдун, больше не помогут. Глава Совета вновь слышит! Благодаря молитвам братьев и заступничеству Господа к нему вернулся слух.

Когда стражники ушли, царевич ловко разделил хлеб на три куска. Старик забрал свой в угол и ел там, ворча что-то неразборчивое, по-звериному поблескивая глазами. Мы с Иваном сели рядом, сначала молчали, потом незаметно разговорились.

– Тебя как величать-то?

– Сергей.

– А по батюшке?

– Александрович. Давай просто Сергей, без особых церемоний. Я старше тебя лет на пять, от силы шесть, так что вполне можем общаться на равных.

– Как скажешь, колдун. Ты уж не серчай, что я тебя так называю. Сам видишь, все так говорят…

– Чушь это. Глупости, бред и еще раз чушь! У меня жена пропала. Пришлось идти ее искать… – Неожиданно для самого себя я разоткровенничался. Царевич Иван слушал не перебивая, разве что охая или ахая в самых интересных местах. Я рассказал ему о поэзии, о работе, о том, как мы познакомились с Наташей, как полюбили друг друга, как долго решались связать свои судьбы и как она призналась мне в своем страшном даре. Моя жена – ведьма, это целая отдельная повесть, полная истинно шекспировской глубины и чеховского трагизма. Потом ее превращение в волчицу, дурацкая шерсть, сгоревшая на плите, Наташино исчезновение, а взамен по-домашнему будничное появление Анцифера и Фармазона. Мой внимательный слушатель хохотал как сумасшедший, слушая пересказ жарких диспутов ангела и черта. Встреча с церемониальным шествием монахов, тюрьма при монастыре, пропажа голоса, как теперь выяснилось, аж у самого главы Совета. Что же еще? Ах, ну, конечно, моя замечательная речь с необратимыми последствиями, безобразная драка и абсолютная невозможность доказать хоть кому-нибудь, что я не колдун!

– Ты – волхв, – вынес резюме мой новый товарищ. – Монах тот старый все ж таки не без твоей помощи онемел. Видать, ты слово какое тайное знаешь, а пользоваться им не обучен. Вот оно и без твоей воли всякие чудеса вершит. Точно тебе говорю, волхв ты и есть! Не колдун, не сомневайся…

– Не совсем улавливаю разницу, – кисло вздохнул я.

– Э, брат… Колдун, он завсегда темных, нечистых духов вызывает. Даже если доброе дело вершит, все одно от него серой пахнуть будет. А волхв в единстве с миром живет, язык зверей и трав понимает, песни да былины складывает, слова разные ведает… Правду молвить, волхвы тоже разные бывают, кто белый, а кто черный, у каждого своя душа, свое слово…

– Ну а я тогда какой?

– Серый, – улыбнулся он. – Раз уж за тобой ангел с чертом под ручку ходят и ни один над другим верха не берет, значит, перемешано в душе и белого и черного в достатке. Эх, было б времечко, поведал бы и я множество историй чудных о волхвах, чародеях, колдунах да ведьмах… В краях наших их превеликое множество, а только вижу, глаза у тебя сами закрываются. Уж ты поспи чуток, Серый Волхв, глядя на тебя, может, и мне уснуть удастся. Дом родной во сне увидеть бы, братьев, батюшку с матушкой, тогда и помирать не так страшно…

* * *

Я уснул почти сразу, словно провалившись в густую томную тину крепчайшего сна. Никогда бы не поверил, что можно так сладко спать на голом каменном полу, прислонившись спиной к холодной стене, с разбитыми и связанными руками, с синяками по всему телу, с вынесенным приговором и смертной казнью на носу… Мне снилась моя жена. Мы оба куда-то шли по пыльной степной дороге, небо было хмурым, солнце исчезло за плотными облаками, навстречу дул сильный ветер, развевая крылья черных одежд Наташи.

– Еще далеко?

– Нет… – кричала она, хотя мы держались за руки, видимо, ветер сносил звуки. – Но они нас уже ищут. Ты зря сюда пришел…