Маринка ожидала, что тетя Наташа спросит что-то вроде «а чего это вы тут делали?» и захочет наказать сына вместе с Маринкой за бесстыжее, преступное, неподобающее, распущенное поведение, однако тетя Наташа просто ответила:

– Здравствуйте, дети! Конечно, проводи Мариночку домой. Марина, как здоровье бабушки?

– Ничего, – растерянно прошептала Маринка.

– Если нужна будет помощь – обращайся. Я же доктор, постараюсь помочь. Хорошо?

– Хорошо.

Борька повел ошарашенную Маринку к ее дому, а по дороге стал успокаивать:

– Мама у меня – что надо! Отец вот придурок, а мама – ништяковая! И потом, мы ничего плохого не делали, она в таких вещах профессионально разбирается.

– Это как? – не поняла Маринка. – Кем она работает? Милиционером?

– Мама – венеролог в диспансере. – Он кивнул в сторону улицы Ленина, и Маринка поняла, что Борька подразумевает венерологический диспансер, расположенный на противоположной стороне дороги.

Уже дома она, вспоминая Борьку и его поцелуи, ощутила новый прилив восторга. Борька всегда будет отличаться от двух других мужчин ее жизни вот этим самым волшебным ощущением. И чтобы не потерять его, спустя много лет она решится на страшное.

В начале десятого класса Борька признался Маринке в любви. На признание вдруг оробевшего мальчика Марина без кокетства ответила, что она тоже любит его. И пусть любовь эта была совсем детской, они оба были очень счастливы, счастье стеной огородило парочку от двух других членов их квартета.

Свою влюбленность они скрывать перестали, пожалуй, даже гордились чувствами, не боясь осуждения. Негатив со стороны окружающих, как оно и бывает чаще всего, возобладал, сверстники пошли проторенной дорожкой, и Маринка испытывала ощущение дежавю, выслушивая дразнилки и отвечая, как и много лет назад:

– А тебе завидно?

Забеспокоилась и тетя Аня. Она безумно боялась «проглядеть» дочь своей покойной подруги, поэтому однажды решилась даже произнести в Маринкином присутствии страшное слово «контрацепция». А еще Аня совсем чуть-чуть ревновала Маринку из-за своего сына, хоть и догадывалась, что это было совершенно зря. Андрей отнесся к Маринкиной «измене» спокойно, более того, вряд ли заметил ее, но мамы есть мамы, и тут ничего не поделаешь. Что же касалось Андрея, он стал постигать очарование товарно-денежных отношений, и это поглотило его целиком и полностью.

…Школьные годы, как золотые монетки, упали одна за другой в сокровищницу памяти и смешались. Больше всего о старших классах Маринка помнила, как ее друг и возлюбленный Борька превращался в Бешеного Боба. Сначала его новая сущность проявлялась в нем будто бы шуточно. Он мог покрасить волосы в зеленый цвет, мог проскакать голым по второму этажу школы, как раз от кабинета директора и до учительской старших классов. Мог отмочить что-нибудь этакое на уроке – закурить, например, заявив, что ему прописали инъекции никотиновой кислоты, но он ненавидит уколы и поэтому курит.

– Выйди вон! – вопила Алина Макаровна.

– Я не могу, – потупился Боб.

– Почему?!

– В коридоре – портрет маршала Конева, а я лошадей боюсь!

Бобовы неприятности были как американские горки – чем дальше, тем круче, но именно этого он и хотел.

На спор Боб и вовсе мог сделать что угодно: выскочить в окно со второго этажа, расписать изображениями половых органов стены спортзала (пришлось спрятаться в туалете, дождаться, чтобы школу заперли, и рисовать при свечке, рассчитывая время дежурных проходов по коридору ночного охранника), съесть на линейке в честь Первого мая дождевого червяка, пройтись по трехметровому забору шириной в один кирпич под дождем и с бутылкой воды на голове.