Я не знаю, почему я заплакала этим вечером — оно само. Скорее всего, это случилось от избытка чувств. Раньше мне не доводилось ощущать хоть что-то подобное, я бы даже сказала — прекрасное...

Интересно, а у родителей было так же? Почему люди женятся именно по любви? И сносит ли у них крышу от одного лишь поцелуя? 

Я прислоняюсь к холодной стене и прикусываю губу. Пальцы сами находят клитор.  Раньше мастурбация виделась мне просто забавой, способом почувствовать себя взрослой, но ни разу она не ассоциировалась с конкретным мужчиной. Сейчас же передо мной стоит то строгий профессор, водящий маркером по электронной доске и требующий тишины в аудитории, то безумный, дикий и необузданный, со всей свойственной ему страстью, проводящий языком по самому сокровенному участку на теле женщины. 

К сожалению, я так и не достигаю  пика удовольствия. Одних мыслей мало. Мне нужен он. И эта мысль пугает, вынуждает перекрыть воду, покинуть ванную комнату и спрятаться у себя. 

Но даже в постели, когда в пятом часу утра меня одолевает сон и все то же возбуждение, я не чувствую хотя бы десятой доли того, что ощущала под умелыми пальцами куратора.

Я размышляю: не глупость ли это? Почему мысли так или иначе сводятся к нему? Ответа на этот вопрос не нахожу и засыпаю. 

А утром в начале девятого меня будит взволнованная мама. 

— Ника, вставай. Ника!

— Что случилось? — смотрю на нее сквозь едва открывающиеся веки.

— Ты знала, куда вчера отлучился Андрей?

— Ммм.. Допустим, а что?

— Ника… — Мама обреченно опускает плечи. — в новостях сейчас передали, что разбился он.

— Как разбился?!

Похоже, я все еще сплю. 

— На мотоцикле. Не справился с управлением. Но, говорят, жив, в областную повезли. 

Закрываю обратно глаза и думаю о том, что все это выглядит очень плохой шуткой. Вспоминаю, как вчера лилось шампанское, а Андрей в окружении приятелей опрокидывал в себя один бокал за другим. Что случилось потом, могу только предположить. 

— Доченька, ты к нему сходишь? — спрашивает мама. Я смотрю на ее обеспокоенное лицо и, несмотря на ее старания спрятать свой замысел, угадываю в серых, как грозовая туча, глазах коварный план. Неужели она еще грезит идеей свести меня с “хорошим мальчиком из приличной семьи”? Сама за такого же вышла замуж. Правда, что-то мне подсказывает, папа совсем не святой, иначе она не глотала бы успокоительные по вечерам, а в последние три съезда научного сообщества, надела лучшее платье и вышла в свет вместе со своим мужем. 

Конечно, я ей по-женски соболезную, но каждый сам ответственен за свою судьбу. И если она, будучи взрослой, самодостаточной, уважаемой в высших кругах женщиной не в силах изменить свою жизнь к лучшему, то разве смогу сделать это я? 

— Схожу после пар, — говорю ей и встаю. 

— Ты так и не подготовилась к ним. 

— Лекции только начались, не обязательно проводить ночи напролет над книгами. 

— И то верно, — внезапно соглашается она, и я замечаю грусть.

— Мам, все хорошо?

— А? — Она снова витает где-то в облаках. — Да, все отлично. Сходи пока умойся, я приготовлю завтрак. 

В зеркале ванной отражается нечто лохматое, красноглазое и прилично помятое — это я. После утреннего туалета и душа, кое-как привожу себя в божеский вид, правда, глаза выдают мою усталость. 

— У меня сегодня пять пар, поэтому буду поздно, — говорю маме и целую ее в щеку. — Спасибо за бутерброды. Как всегда, вкусно. 

— Деньги возьми, на тумбочке оставила, — кричит она мне вслед. — Сходишь к Андрею, купи фруктов. 

Я благодарю и выбегаю из квартиры, старательно избегая взгляда отца. Тот все утро сам не свой, словно, скажи кто одно неосторожное слово, и в доме разразится скандал. Злится на меня? А может, между ними что-то произошло? Внезапная мысль об их возможном расставании приносит боль. Сердце сжимается. Я останавливаюсь у выхода из дома и перевожу дыхание. Что, если мои поступки приведут к раздору в семье? Все-таки хорошо, что уже сегодня я с этим покончу. Раз и навсегда.