Сегодня мы часто видим Полякова на экране телевизора, читаем его острые публицистические статьи, и каждое его слово проникнуто заботой о благосостоянии народа, об охранении великой русской культуры, о могуществе и справедливом устройстве нашего государства.

Могу с уверенностью сказать, что взгляды зрелого Юрия Михайловича Полякова мало чем отличаются от воззрений молодого Юры Полякова. Воспитанный в простой народной среде, терпевший вместе с родителями нужду и скудный быт советских рабочих общежитий, он, в отличие от избалованной нашей интеллигенции, прекрасно знает цену заработанному собственным трудом хлебу и цену лживым посулам, заманивающим народ в ярмо псевдодемократических свобод.

Но сегодня мне не хочется сотрясать воздух патетическими фразами. Лучше я вспомню несколько эпизодов из наших встреч, путешествий, долгих бесед и забавных приключений, в которых Юрий Поляков предстаёт в не совсем привычном для читателей и коллег виде.

В начале восьмидесятых годов прошлого века группа молодых советских писателей была направлена в Болгарию для знакомства с братской литературой и её молодыми представителями. Среди трёх десятков отечественных литераторов были и мы с Поляковым. Неделю откупались в Чёрном море под Варной и должны были ехать в Софию, где нас ждала официальная часть турне. В последний день на море хозяева устроили дискотеку, на которой мы отплясывали до полуночи. Наконец веселье завершилось, и мы с Юрой, разгорячённые, отправились в автобус, который нас должен был доставить в отель.

В автобусе назревал скандал. Большая часть группы требовала, чтобы завтра с утра мы, нигде не останавливаясь, ехали в Софию, дабы успеть к открытию магазинов. Болгарка, сопровождающая нас, растерянно тыкала пальцем в программу:

– По плану мы должны заехать на Шипку и почтить память героев, отдавших жизни за свободу Болгарии.

– Тогда у нас останется мало времени на покупки, – парировали приверженцы торговли.

В то время выбор в советских магазинах был значительно скуднее, чем в болгарских, и понять людей, впервые попавших за границу и мечтавших приодеть себя и близких, конечно, было можно. Но не всё измеряется вещами.

Святослав Рыбас и Сергей Лыкошин пытались это объяснить нашим товарищам, но те и слушать не хотели. Мы с Поляковым тут же встали на сторону друзей, требовавших посещения святыни. Скандал вспыхнул с новой силой. После яростного спора был найден компромисс. Выезжаем в четыре утра, по дороге заворачиваем на Шипку, и далее вожделенные софийские магазины. Спать оставалось два часа.

В полной темноте мы подъехали к знаменитой горе, которую штурмовали наши предки. Большая часть компании осталась досыпать в автобусе, а мы приступили к восхождению.

Поднимались в кромешной темноте. Тяжёлое дыхание и шорох шагов тревожили тишину. Время повернулось вспять. Каждый был наедине с собой и своими мыслями. Подъём закончился, и стало понятно, что мы на вершине. Еле заметно забрезжил рассвет. В туманных сумерках подрагивали фигуры поднявшихся. Нас было не больше десятка. Постепенно темнота уходила, и мы молча, как старинное кино, наблюдали открывавшийся до самого подножья великий холм, свидетель подвига наших предков.

Из тумана проглянули золотые купола храма Рождества Христова, который в честь победы русского оружия построили матушка генерала Михаила Скобелева Ольга Николаевна и граф Николай Игнатьев. Рядом с храмом белела крыша автобуса, где спали наши товарищи.

Когда мы спустились к подножью, то к нам подошёл старичок болгарин – сторож при храме. Он был удивлён таким ранним визитом. До открытия храма оставалось больше часа. Внимательно оглядев нас, он махнул рукой и разрешил пройти в церковь.