– Вы у меня первый клиент. Ой! Только вы не думайте, я, конечно, практиковалась на добровольцах. Но немного переживаю. Если вам вдруг что-то не понравится, сразу говорите!

«Бросьте! Из-под ваших рук я готов выйти даже как после урагана! Даже хорошо: устройте мне ураган!»

Вот насколько он в нее влюбился.

При этом, несмотря на предупреждение, стрижка получилась отличная. Сказались и пристрастное отношение самого Харуто, и прежний опыт стрижки в дешевом салоне у бабули с дрожащими руками… Так что клиент остался очень доволен:

– С-спасибо вам огромное. Прям совсем другое дело. И как бы сказать… Кажется, я как-то даже похорошел, ха-ха-ха…

«Почему я не умею объясняться по-человечески?» – приуныл от собственного косноязычия Харуто, но девушка рассмеялась:

– Я очень рада!

Услышав ее смех, молодой человек окончательно потерял голову.

С тех самых пор он стал исправно раз в месяц приходить к ней в «Пенни-лейн». Поначалу они едва перебрасывались парой слов, но со временем разговор стал завязываться все непринужденнее.

Кстати, парня у Мисаки не оказалось. Узнав об этом, Харуто так обрадовался, что в тот же вечер закинул в себя аж восемь стаканов хайбола[4] в идзакае[5] на станции Симо-Китадзава.

Может, и нехорошо ходить в парикмахерскую ради конкретной работницы. Но ничто не могло заменить Харуто мимолетных встреч с Мисаки. Пожалуй, она составляла единственную радость его жизни. Если девушка рассказывала о каком-нибудь фильме, то до следующей встречи он обязательно находил время его посмотреть. А когда она пожаловалась, что кожа на руках грубеет, он разыскал в интернете действенное китайское средство.

Но в глубине души его, точно осклабившийся зверь, подтачивал страх: а если парень все-таки появится? Харуто понимал, что нужно как можно скорее звать Мисаки на свидание.

Он поспешил – и вот что из этого вышло.

Его доставили в больницу при медицинском университете Кэймэй, в Синдзюку.

Врач, увидев отсеченную мочку, дружелюбно успокоил: «Сейчас быстренько пришьем». Харуто про себя проворчал: это не то же самое, что лоскуток обратно к ткани пристрочить – но покорно следовал всем инструкциям. Благодаря анестезии, Харуто даже ничего не чувствовал, но она не спасала от саднящей боли в груди.

«Как я мог довести ее до слез… Зачем же я обернулся?»

Мочку действительно вернули на место. Молодому человеку велели прийти через неделю снимать швы, он взял выписанное обезболивающее и отправился на тот выход, который не закрывали на ночь. Ноги были как ватные.

В регистрационной ночью стояла зловещая тишина, и ни в одном коридоре Харуто не встретил ни души.

Левое ухо перевязали, и оно еще не отошло от анестезии, поэтому казалось каким-то чужим. Харуто ненадолго остановился, с досадой ударился лбом о стену и вздохнул, наверное, уже в тридцатый раз. В безмолвии коридора вздох разнесся особенно громко.

«Все кончено. Я больше никогда не осмелюсь позвать ее на свидание. А на будущей неделе сакура опадет. И моя любовь осыплется вместе с ней…»

– Извините!

За автоматическими дверями показалась запыхавшаяся Мисаки. Харуто чуть не подпрыгнул от неожиданности.

Девушка подбежала к нему, увидела перебинтованное ухо и снова чуть не расплакалась.

– Простите! Вот! Это от нашего директора!

Она протянула ему коробку с печеньем из знаменитой в Симо-Китадзаве кондитерской. Ох, как Мисаки, наверное, влетело от руководства. Глаза у девушки совершенно опухли.

Харуто вскинул руки.

– Что вы, не переживайте! – воскликнул он и кривовато улыбнулся. – Я сам виноват, что так резко обернулся.

– Конечно же, нет! Это я растяпа!

– Правда, не стоит переживать…