– Раз, два, три, старт!

Боб ударяет сжатым кулаком по моему «знаку мира» и победоносно ухмыляется. Выигрывает он значительно чаще, чем проигрывает.

– Гнусный везунчик!

– Это опыт, детка. Хорошего дня, – говорит он.

– Тебе тоже.

На прощание мы целуемся. Это наш обычный утренний прощальный поцелуй – быстрое касание губ. Благонамеренная привычка. Я опускаю взгляд и замечаю рядом Люси: ее голубые глаза внимательно следят за нами. Я мгновенно припоминаю, как следила за своими целующимися родителями, когда была маленькой. Они целовали друг друга при встрече, на прощание и перед сном – как я бы целовала какую-нибудь тетушку, – и меня охватывало ужасное разочарование. В этом не было никакой драмы. Я обещала себе, что когда выйду замуж, то мои поцелуи всегда будут что-то значить. Поцелуи, от которых у меня будут слабеть коленки, поцелуи, смущающие детей, – как Хан Соло целовал принцессу Лею. Я никогда не видела, чтобы отец так целовал мать. В чем же тогда смысл? Я так этого и не поняла.

Теперь понимаю. Мы живем не в блокбастере Джорджа Лукаса. Наш утренний прощальный поцелуй не романтичен и уж точно никак не связан с сексом. Это рутинный поцелуй, но я рада, что мы это делаем. Он что-то значит – этого достаточно. И это все, на что у нас хватает времени.

– Мам, можно мне кусочек? – спрашивает Люси.

– Конечно, солнышко, какой ты хочешь?

– Можно твои глаза?

– Возьми один.

Я вынимаю свой левый глаз из глазницы. На ощупь он немного похож на фаршированное яйцо, но теплее. Люси выхватывает глаз из моей руки и, подпрыгивая, бежит прочь, на бегу ударяя им о землю, как «супермячиком».

– Поосторожней: он мне еще понадобится!

Я сижу за кухонным столом, глядя одним глазом на сотни цифр в экселевской таблице. Я щелкаю курсором по пустой клетке и ввожу новые данные. Пока я набираю цифры, глаз замечает что-то чуть выше и дальше моего фокуса на экране ноутбука. Мой отец, одетый в полную форму пожарного, сидит на стуле напротив меня.

– Привет, Сара.

– Господи боже, папа, ты напугал меня до смерти!

– Мне нужно, чтобы ты отдала мне свой аппендикс.

– Нет, он мой.

– Сара, не пререкайся. Он мне нужен.

– Никому не нужен даже собственный аппендикс, папа. И новый тебе незачем.

– Тогда почему он убил меня?

Я перевожу взгляд на свой ноутбук. На экране появляется презентация в «Пауэрпойнте». Я читаю:

Почему лопнул аппендикс твоего отца

 В течение двух дней у него были сильные боли в животе и он ничего не сделал с этим, только выпил немного пепто-бисмола и некоторое количество виски.

• Он игнорировал сильную тошноту и не обращал внимания на легкий жар.

• Ты была в колледже, твоя мать – у себя в спальне, а он не позвонил в скорую помощь или службу 911.

• Аппендикс воспалился и наполнился ядом.

 Как любая живая плоть, которую игнорировали слишком долго, аппендикс в конце концов не смог уже этого выносить и сделал все необходимое, чтобы привлечь к себе внимание.

Я поднимаю глаза на отца. Он по-прежнему ждет ответа.

– Потому что ты игнорировал свои ощущения.

– Может, я и мертв, но я все равно твой отец. Отдай мне свой аппендикс.

– Он вообще не нужен. Без него тебе лучше.

– Именно.

Он все так же пристально смотрит, транслируя мысль в мое сознание, словно радиосигнал, через мой единственный глаз.

– Со мной все будет в порядке. Не беспокойся, – говорю я.

– Мы все за тебя беспокоимся, Сара.

– Со мной все в порядке. Мне просто нужно закончить этот отчет.

Я смотрю на экран – цифры пропали.

– Черт!

Я поднимаю глаза – отец исчез.

– Черт!

В кухню вбегает Чарли.

– Ты сказала «черт»! – объявляет он в восторге, что может наябедничать на меня, пусть даже мне самой.