– Хорошо, – ответил он, немного подумав. Сонино сердце радостно заколотилось – она точно знала, что он ещё раз улыбнулся. – Я тебя приглашаю. Где тебе будет удобно?

– М-м… – Соня растерялась. В голове моментально образовалось столпотворение из мыслей: «Он ведь наверняка гораздо старше меня…», «А что будет, если я ему не понравлюсь?», «А что, если понравлюсь?», «Есть ли у него девушка?», «Что надеть?» и тому подобное. Но любопытство взяло верх. – В центре. В воскресенье подойдёт?

– В это воскресенье я буду в консерватории. Я пианист, – произнёс он с какой-то необъяснимой горечью, – если хочешь, приезжай туда.

– Хочу, – она икнула. – Ой, извини… Во сколько?

– Часа в три. Удобно?

– Да.

– Договорились. Буду ждать тебя у главного входа!

Громко всхрапнув, Кристина проснулась и прохрипела осипшим со сна голосом на всю квартиру:

– Кто там?! Мама, это ты?

– Ой, мне пора, – торопливо зашептала Соня, прикрывая трубку.

– Вот выучусь, выйду замуж! Я ещё всем покажу! – воинственно вещала Кристина с кухни лейтмотивом.

– Хорошо, спокойной ночи, – засмеялся Женя.

Соня издалека увидела ЕГО. Чёрный силуэт на заснеженном белом фоне. Он, видимо, ждал её уже давно – ворот чёрного пальто поднят, руки – в карманах, плечи опущены, отчего он казался ещё более сутулым. Выдающийся нос с горбинкой забавно торчал из-под козырька чёрной шерстяной кепки.

Набрав в лёгкие побольше воздуха, Соня подкралась к нему со спины. Голос от волнения куда-то запропастился, и она прошептала ему на ухо: «Привет!», закрыв ему глаза своими холодными ладошками. В голове стучало: «Боже, откуда у меня столько наглости? Я же его совсем не знаю!»

Но, как ни странно, страх лишь придавал азарта. Ей хотелось рисковать, идти «ва-банк», играть. Именно потому, что он её не знал. Ведь так можно было стать в его глазах кем хочешь. А не оставаться обычной школьницей, скатывающейся в двоечницы.

Он обхватил её пальцы своими – длинными, горячими, сухими, убрал от лица и обернулся.

– Ах вот, значит, ты какая! Софья… – на раскрасневшихся от мороза тщательно выбритых щеках заплясали задорные ямочки.

Соня опустила глаза и улыбнулась. Ей не хотелось, чтобы он видел, как она покраснела. А она была уверена, что её лицо уже ярче любого флага.

– Честно говоря, я думал, что всё это шутка.

– Но ведь всё-таки пришёл? – она игриво глянула на него из-под длинных ресниц.

– Да. Надежда умирает последней. А мне очень хотелось верить в лучшее, – вдруг он спохватился, – тебя ведь правда зовут Софья?

– Да.

– Красивое имя.

– Спасибо, – она сделала лёгкий реверанс.

– Рад с вами познакомиться, – он кивнул головой.

– Взаимно.

– Пойдём? – он приоткрыл перед ней тяжёлую резную дверь.

Осторожно ступая по скользким ступеням остроносыми сапожками на каблуках, Соня зашла в консерваторию. Длинный пыльный лабиринт из лестниц привёл их в его кабинет.

– Я здесь обычно занимаюсь.

– А нам за это ничего не будет? Сегодня же выходной…

– Конечно нет! Я могу приходить сюда в любое время. Я здесь даже ночевал, – он осёкся, – иногда…

Соня окинула взглядом помещение. Потрескавшиеся от времени выкрашенные в охровый цвет стены, высоченный потолок, истёртый паркет. По центру – чёрный сияющий рояль. Насыщенный запах канифоли и мела, приправленный затхлым духом старых стен, проникал в лёгкие. Убаюкивал, как родной голос, даря Софье свою нежность. Так пахла её прежняя музыкальная школа. Давно. Раньше, ещё до ремонта. Так пахли пропитанные временем концертные залы и театры, прогулки по причудливым коридорам в ожидании третьего звонка. Так пахли оркестровые ямы, гримёрные, закулисье. Так пахло её детство, проведённое на театральных подмостках с бабушкой-актрисой, которую она уже почти не помнила. Вот только этот запах…