– Нормальная сумма, у меня столько нет.

– Ну а как иначе, брат? Здесь пятерик, там косарь. Бац – и хана бюджету! А кушать-то хочется. Да еще и с бабой. Ты ее в кабаки води, цветы дари, платье купи, на моря вози и все такое.

– А кому сейчас легко?

– Да вот есть такие. Вон у меня друган. Его пахан – большая шишка (Антон поднял указательный палец вверх) в одной госшараге. Так там все ништяк, что ни говори! Тачки дорогие, телки сисястые. А когда пацана полицаи ловят, то уже через час отпускают и извиняются в придачу. Круто, а? Сейчас учебу заканчивает, а ему уже и работу нашли, чтобы сидел, ничего не делал и бабки хапал. Вот так вот оно делается. Главное – правильно наебать, и дальше все в гору идет.

– Но постоянно так делать тоже не варик. В конечном итоге тебя самого натянут.

– Ну это-то да. Тут главное – успеть навариться и чистым слезть. Бабос правит миром.

– Или же миром правит алчность и тупость людей.

– Хах, ну ты и сказал тоже. Алчность, ек-макарек. Не алчность, а желание свое место под солнцем намутить. Что в этом плохого?

Так, слово за слово, песня за песней мы докатились до Пушкинской площади. Странное место. Почему-то я здесь часто оказываюсь, хотя тут нет ничего, что могло бы меня заинтересовать. Магия улиц.

– Приехали. Ну что, Кирюх-братух, рад был тебя видеть!

– Да, я тебя тоже! Здорово, что у тебя все хорошо. Своей будущей жене привет передавай.

– Да, обязательно!

Мы пожали друг другу руки, и я вырвался из лап тонированного монстра. Перед тем, как успел закрыть дверь, Антон вскрикнул:

– Кстати, я же тебе сказать забыл. Я отцом скоро стану!

– Ого! Одна новость круче другой. Когда?

– Да вот через полгодика буду уже ляле подгузники менять.

– Здорово. Мои поздравления.

– Спасибо на добром слове. Бывай!

В тачиле вновь загромыхала музыка, под которую он уехал в закат.

Я стоял у дороги, где он меня высадил, и пытался разобраться в людях. Что ими движет? О чем они думают? Какая у них логика? Кто прав: я или они? Впрочем, скоро я забил и на это.

После тонированной машины вечерняя улица показалась непривычно светлой. Правда, в Москве это норма. Центр здесь всегда светится так, что ночь отличается от дня лишь оранжевым цветом ламп. Плюс почти все заведения открыты круглосуточно. Цивилизация. Вот и сейчас все вокруг меня жило в привычном шумном ритме. Разве что молодежи на улице стало побольше, а пожилых поменьше.

Мне предстояло решить, что делать. Вариантов было, в общем, всего два: я мог либо пойти сам искать клуб, либо сначала позвонить своему знакомому, Артуру, который и позвал меня сюда. Он ответил с третьей попытки:

– Да-да-да, пр… вет, – голос растворялся в сплошном гуле, и было сложно понять хоть слово. – Я тут… немн… го в замесе. На в… оде… пустят. … минут пятнад… двадцать. Ок?

– Мужик, может, и ок, только я не понял ничего.

– Я. Мож… афте… как а… разом отм… во… Афтор.

– ЧТО?! Какой афтор?!

– …Тут… сли… ком. Я занят… Без м… ня тебя не пустят. По… ожди… я позвоню. Можешь… ChickenC. Я туда…

– Ладно, какой-то посыл я уловил. Пойду в ChickenC и буду ждать звонка.

– Мой нигер… – после связь оборвалась.

Ночной ChickenC в центре Москвы – зоопарк, который расцветает с первыми холодами. Теплое помещение с дешевой жратвой и свободными столиками неизбежно тянет всех без разбору. Можно даже и без денег: приходишь, находишь столик и садишься. Днем, минут через тридцать, тебя начнут гнать мамашки с детьми, что, мол, сел, дай другим поесть, и вообще, молодежь нынче ужасная, не то что в их время. Ночью тебе никто и слова не скажет. Это настоящий музей современной Москвы. Кого тут только нет. Такой кладезь персонажей был для меня очень кстати, поэтому я решил повнимательней осмотреться.