– Думаешь, он?.. – Не закончил Женя, потому что я отвернул слои обивки.

– Думаю, – сказал я, глядя на обернутый бумагой прямоугольный сверток, лежащий на пружинах. – Думаю, это они.

Я аккуратно вынул сверток, стал шуршать плотной, почему-то промасленной бумагой.

– Бумага, вроде, оружейная, – сказал холодно Женя. – Пахнет оружейным маслом.

– Зачем совать документы в такую бумагу? – спросил я, а потом докончил разворачивать.

– Вот сука… – Протянул Фима, Когда я открыл всем остальным содержимое коробки.

В коробке из тонкой фанеры, обернутой бумагой, лежал пистолет. Очертаниями он напоминал ПМ, но был немного меньше, с черной рукояткой. Рукоятку можно было бы назвать почти гладкой, если бы не одно но: на накладке красовался красный герб ГКБ СССР. На затворной раме была выгравирована и обелена памятная надпись: «Майору Фомину С. С. за отличную службу. В. М. Хворостов». Надпись оканчивалась размашистой подписью. Далее, на золотой табличке, приклепанной к ствольной коробке, я рассмотрел серийный номер оружия. Он повторял то, что выгравировали на раме.

– Наградной, – Сказал Женя задумчиво. – КГБшный.

– Откуда он у Кулыма? И почему тут? – Удивился Фима.

Меня же вся эта история ничуть не удивила. Я аккуратно взял пистолет из коробки.

– Ты с ним поосторожней, Витя, – нахмурил брови Женя.

Пистолет явно не чистили. Его просто обернули в промасленную бумагу, и теперь на черненом металле рамы и ствольной коробки поблескивали оставшиеся от бумаги пятнышки.

Когда я щелкнул рычажком сброса магазина, магазин скользнул мне в руку.

– Семь патронов, – быстро посчитал я. – Одного не хватает.

– Что это все значит? – Удивился Фима.

– Это значит, – ответил я. – Что не всегда компроматом могут быть только документы.

Все было очевидно. Видимо, «влиятельным работодателем» был либо С. С. Фомин, либо В. М. Хворостов. Кто-то из этих людей направил сюда своих прихвостней, чтобы вернуть это оружие, оказавшееся у Кулыма. Но самое интересное, «работодатель», видимо, был из КГБ. Вернее, из теперешнего ФСК. Проблема так проблема.

– И что ты теперь будешь с этим делать? – Спросил Женя, осматривая пистолет в моих руках.

Я вернул магазин на место.

– Отдам эту дрянь Фурсову. Пусть подавится.

– Но Фурсов говорил о каких-то документах, – возразил Женя, – или ты хочешь сказать, он сам не знал, что искал?

Я нахмурил брови. Попросил Женю подержать ствол.

– Странный он, – осматривая пистолет, сказал Женя. – Что-то не могу припомнить марки. Похож на ПМ, но патрон другой. А сам он меньше, компактней. Может показать кому? Может, Степаныч знает?

– Покажем Степанычу, – согласился я, внимательно прощупывая дно коробки.

Когда я заметил, что оно двойное, постарался подцепить его ногтем. Тонкая картонка отошла, и я вынул ее, бросил на коврик.

– А вот и документы, – сказал я.

Вернее, это был документ. Единственный заламинированный листок рукописного текста – а именно, протокол свидетельских показаний некоего Варламова Николая Владимировича.

– Здесь фигурирует этот самый Фомин, – сказал я. – Указывается, что он застрелил какого-то Губарева.

– В пистолете не хватает пули, – догадался вдруг Фима. – Видать, из этого добра.

Он кивнул на наградной пистолет в руках Жени.

– Значит так, – я вернул лист внутрь коробки, прикрыл дном и взял у Жени пистолет. – Это не наше дело. Если уж козлы хотят забрать компромат, пусть забирают и проваливают. Главное, что б под ногами не болтались.

– Фурсов считает, что ты хотел его прикончить, – заметил Женя.

– Плевать, что считает Фурсов, – я покачал головой. – Если он получит этот компромат – отвалит. А это сейчас главное. Нужно отдать им то, чего они хотят, пока эти придурки не натворили непоправимого. А черт их знает, что они могут придумать.