Помолчав немного, я кивнул.

– Стрелять не стану. Прости, Витя. Не могу я.

– Понимаю. Ничего. Спасибо, Степаныч.

Ничего не ответив, старик отошел. Направился к мужикам, заговорил о чем-то с Егором.

– Что ты задумал, Витя? – Спросил Женя. – Убить Горелого? Или еще кого?

Я отрицательно покачал головой.

– Нет. Нужно сделать так, чтобы на нас никто и не подумал. По-умному, короче. Попробуем натравить братков друг на друга. Но это будет непросто. А еще опасно.

– Но, если получится, они будут некоторое время грызть друг друга, и Горелому станет не до нас, – докончил Женя. – Но если налажаем…

– Лажать нельзя, – перебил его я.

Согласившись, он кивнул.

– А с мясуховским что?

– Мясуховского в подвал. Отвезем его пока к Степанычу на дачу. Пускай там посидит. А дальше посмотрим.

На этом мы и сошлись.

На все время нашего «собеседования», мясуховский бандит сидел в кабинете, под Фоминым надзором.

В конце концов, из пятнадцати пришедших, наняли мы двенадцать человек. Троих пришлось отсеять. То были ветераны Афгана и при беседе с ними, я заметил отклонения в психике. Пусть, я, конечно, и неспециалист в этом деле, но подобные вещи увидел не только я. Брать этих бедных людей было слишком опасно как для нас, так и для них самих. Тогда, посоветовавшись со Степанычем, я принял решение отказать этим троим.

Народу набралось на две смены. Время терпело, и я подумал, что набрать третью мы еще успеем, пока эти две будут отрабатывать.

Вместе со Степанычем мы вернулись ко мне в машину, принесли и выдали принятым на работу мужикам снаряжение. Договорились, что люди заступят на объект сейчас, а оформлением документов мы займемся параллельно. Начальник разрушительной системы Сидоренко и бригадир Алекса Худяков из Москвы были нам в этом подмогой. Ну а зарплата, естественно, будет выплачиваться в срок.

Когда все закончилось, мы вывезли связанного Мирона за город, посадили в погребе Степанычевой дачи, так сказать, до выяснения. На даче уже много лет никто не жил, и Степаныч, как ушла жена, немного запустил деревянный загородный дом. Тем не менее Мирона там можно было подержать, как минимум до того момента, пока мы не разберемся с Мясуховскими.

К слову, Егора мы тоже решили взять на работу коллективным голосованием. Мужик, хоть и был едва знакомым, сойдет за рабочего. Кроме того, он помог мне.

На следующий день я поехал в Кубанку, за кирпичом. За собой повел Камаз, который мы наняли, чтобы перевезти стройматериалы. На перегородки облицовочный кирпич был нам не нужен, и потому нам кучей навалили простого прямо в кузов, добавив лишние полсотни на случай, если поколется.

Разгружали мы кирпич вручную, плюсом наняв двух каких-то местных колдырей, за скромную плату.

После, мы со Степанычем вернулись к нему в квартиру, отмылись от кирпичной пыли и переоделись. Хоть мы и устали, но пока не стемнело, нам нужно было выполнить еще одно важное дело.

Когда мы пришли к машине, Степаныч открыл заднюю пассажирскую дверь пассата, вложил в салон лопату и холщовый мешок с ЗИПом, чистящими принадлежностями и патронами для СВД. Взял он с собой еще и картонную коробочку. Когда я спросил, что в ней, Степаныч бережно открыл коробку, продемонстрировал мне оптический прицел от винтовки, аккуратно уложенный внутри.

– Оптику консервировать нельзя, – пояснил он. – Испортится.

Мы выехали за город, погнали в сторону станицы Красная и дальше, за нее, к Бесскорбненскому сельскому поселению.

– Далеко ты ее отбарабанил, – сказал я, глядя, как дорога бежит под днище машины.

– Угу, – хмуро ответил он.

Степаныч весь день был угрюмым и ворчливым. Огрызался со всеми, особенно с Фимой. Видно было, что совсем ему не нравится вновь обращаться к одному из своих печальнейших воспоминаний в жизни, которое олицетворяла та самая винтовка.