Сидела в пустой, быстро промерзающей кухне, куталась в шерстяной плед и грела руки о большую чашку чая. Мысли у меня были самые невесёлые. Завтра я узнаю, есть ли у детей хоть какие-то родственники, способные их принять и заняться продажей особняка с садом и всех вещей. Я до сих пор слабо разбиралась в местных ценах и не знала, перекроет ли прибыль от продажи дома долги семьи.

Изрядно замёрзнув и так ничего и не решив, отправилась в свою комнату. Поправила одеяло у детей, подбросила дров в камин и улеглась на узкую кушетку. Сон не шёл.

Вспоминался Грей, мучали мысли о том, как я сама смогу устроиться в этом мире. Нужно ли разделить на всех деньги, которые нашла в кабинете папаши, или детям что-то останется с продажи дома? Как бы заполучить документ, что я могу жить одна и являюсь самостоятельной личностью? Задремала уже ближе к утру.

Сон, который мне приснился ночью, был очень тяжёлым. Там, во сне, я снова прижимала к себе слепого щенка Грея, но в ведре, которое я протянула своей хозяйке, у щенков уже были открыты глазки, и оба этих толстых и неуклюжих комка укоризненно смотрели на меня в полной тишине мутными, серо-голубыми бусинками.

Это было одно из самых неприятных для меня воспоминаний. Всю жизнь я избегала думать о судьбе тех, двоих, что остались в ведре… Помню эту сцену очень хорошо и точно знаю, что тогда всё было совсем не так. Щенки были слепые и они пищали, но сон был так реалистичен, что я даже чувствовала запах осени и зябкость того утра.

Проснулась я от какого-то странного писка и обнаружила, что камин потух, в комнате становится прохладно, а маленькая сестрёнка Линка сидела на подушке и хныкала. Сам же он беспробудно спал, завернувшись в одеяло.

Что делать с девочкой я представляла очень слабо, но и будить мальчишку мне было жалко, в последние дни на него и так обрушилось слишком много. Накинув платье, я подошла к своей бывшей кровати и, протянув руки, поманила малышку. Та на секунду прервалась, с подозрением посмотрела на меня, отрицательно помотала белокурой головой и, на всякий случай, отползла ещё дальше к стене. Я на секунду впала в ступор…

Что она хочет? Пить? Есть? Писать? Может быть, ей просто холодно? Не зная, что делать дальше, я решила пока что хотя бы растопить камин. Пока раздувала подёрнутые серым пеплом угли, аккуратно подкладывая в очаг кусочки коры, хныканье стихло.

Забросила в камин, на разгорающийся огонёк, пару поленьев и оглянулась – девочки на кровати не было. Впрочем, испугаться я не успела, сзади кто-то потянул меня за подол. От неожиданности повернулась слишком резко и Эжен, в длинной до пола фланелевой сорочке, шлёпнулась на попу. Секунду она молчала, а потом открыла рот и закричала от обиды так, что Линк проснулся мгновенно.

Я понимаю, что с его точки зрения всё выглядело не слишком хорошо – кричащий ребенок, валяющийся на холодном полу, и я, стоящая над ней с поднятыми руками, зажимающая уши. На самом деле, жест мой был совершенно непроизволен, когда девочка закричала, то за голову я схватилась от испуга.

Линк в секунду отбросил одеяло, соскочил с кровати и с криком: «Не бей ее! Не бей!» – начал хватать меня за руки. От этого дурдома я окончательно растерялась и выскочила из комнаты.

Только идти мне было особо некуда. Постояв несколько минут в холодном коридоре и дождавшись, когда детский плач стихнет, я несколько раз резко вдохнула-выдохнула, открыла дверь и вернулась в комнату.

Линк, в коротковатой сорочке, едва прикрывающей колени, и босой, уже угомонил свою сестру и, усадив на кровати, одевал её. Глаза от меня он прятал. В полном молчании я развернулась и пошла на кухню. Я, чёрт возьми, вообще не представляла, что с ними делать!