– Рэйч, я не дурочка, – огрызнулась Фиби, голос хриплый, но с ноткой стали. – Я просто… чёрт, боюсь, ясно? Это не кино, не дешёвый роман, это реально! Если крыша рухнет, я… – Она замолчала, шепча молитву, тонкие пальцы дрожали, но держались за свитер.

– Крыша не рухнет, – Рейчел сжала её руку, но её пальцы были холодными, как лёд. – Мы в крепости, Фибс. Этот дом пережил и похуже. – Она пыталась убедить себя, но страх грыз изнутри. Она думала о Максиме, об их переписках – о книгах, океане, её падениях с доски. Это было её убежищем. Теперь, без связи, она чувствовала, будто потеряла частичку себя. Она хотела сделать шаг – сказать ему больше, признаться, что их сообщения значат для неё больше, чем она готова была признать. Если они переживут шторм, она напишет. Не просто «привет», а что-то настоящее. Она обещала себе, сжимая телефон, который впивался в ладонь.

Глаз бури – пик шторма, когда ветер бил с такой силой, что дом скрипел, как корабль в бурю. Ставни дрожали, металл гудел под напором дождя. Гул ветра давил на лёгкие, каждый вдох был тяжёлым. Фиби прижалась к Рейчел, её хрупкое тело дрожало, но она шептала молитвы, голос едва слышен в вое шторма. Рейчел держала её руку, чувствуя, как их пальцы сплетаются, как два троса, удерживающие корабль. Она смотрела на телефон, на «Максим печатает…», и ком рос в груди – смесь страха и надежды. Она представляла его в Москве, у окна, набирающего слова, которые не дошли. Это было хуже шторма – не знать, что он хотел сказать.

Вдруг – тишина. Дождь стих до редкого стука, как капли в тишине. Гул исчез, оставив звенящую пустоту. Фиби открыла глаза, её зелёные зрачки вспыхнули в свете фонарика. – Это… конец?

– Глаз, – шепнула Рейчел, подбираясь к щели в ставне, сердце бешено стучало. – Это глаз шторма, Фибс. Самое спокойное место. Но вторая волна близко.

– Господи, ещё вторая волна? – Фиби вскочила, голос сорвался. – Рэйч, я не могу больше! Хочу домой, хочу, чтобы это закончилось! Я… не хочу умирать тут! – Её глаза блестели, слёзы были близко, но она сжала кулаки, хрупкая фигура напряглась.

– Мы не умрём, – Рейчел схватила её за плечи, голос твёрдый, но внутри она боролась с паникой. – Слышишь? Мы справимся. Ты же Фиби, чёрт возьми, сама как ураган! А я… я должна пережить это, потому что… – Она осеклась, глядя на телефон. – Потому что обещала себе написать ему. Серьёзно написать. Когда это закончится, я сделаю шаг. Я не могу просто… потерять его.

Фиби посмотрела на неё, зелёные глаза смягчились. – Твой русский? Рэйч, ты реально влюбилась в парня из Facebook? – Она хмыкнула, но с теплотой. – Ладно, если он заставляет тебя держаться, молись, чтобы шторм не унёс твой телефон. И меня заодно.

Рейчел слабо улыбнулась, но сердце сжалось. – Он не просто парень из чата, Фибс. Он видит меня. Не актрису, а ту, что падает с доски. Просто меня. И я хочу, чтобы это продолжалось. – Она сглотнула, слёзы жгли глаза. – Я должна пережить это, чтобы написать ему. Сказать, что… чёрт, не знаю, что скажу, но скажу!

– Тогда держись, – Фиби сжала её руку, тонкие пальцы холодные, но крепкие. – Я буду молиться, дурочка или нет, плевать. Главное, чтобы выбрались.

Рейчел кивнула, прижимая телефон к груди. Сквозь щель в ставне виднелся хаос: небо серое, в кольце чёрных туч, дождь падал ровно, как занавес. Улица была болотом: вырванные ветки, перевёрнутый мусорный бак, провода, свисающие, как мёртвые змеи. Дым от трансформатора поднимался струйками. Где-то лаяла собака, детский плач в соседнем доме резал сердце, сирена выла вдалеке. Это была пугающая тишина, затишье перед новым ударом.