Я подняла взгляд и увидела, как девочки общаются между собой. Алия пытается вписывать в их компанию, но у Зейнеп и Гёкче свои темы для разговора, и, казалось, они не были рады третьей.

Неожиданно для всех, в том числе и меня, я задала вопрос Зейнеп, прерывая разговор между нашими мамами.

– Ты знаешь, что Гёкче помолвлена за Арду?

Я не знала, какой ответ ожидала, чтобы не обидится еще сильнее.

– Невежливо прерывать старших, – шикнула на меня мама.

– Угу, – ответила я, закатив глаза: – Конечно.

– Мне не нравится твой тон, Самия, – уже более строго предупредила мама.

– Тебе во мне ничего не нравится, – ответила я, опустив взгляд, чтобы избежать ее злобного выражения лица.

Все взгляды были устремлены на меня. Мне это определённо не нравилось, но я старалась не обращать на это внимания, потому что была сосредоточена на своих чувствах. Точнее, на обиде, которая, как яд, отравляла мой здравый рассудок.

Когда мама уже готова отругать меня, Зейнеп беззаботно ответила:

– Да, я знала.

– А вы знаете, что Хатима сделала…? – спросила Зехре, привлекая внимание всех присутствующих. Когда это ей удалось, она продолжила рассказ.

Алия бросала на меня странные взгляды, которые я игнорировала. Как и злобные взгляды мамы. Я хочу уйти от всего этого безумия. От себя в первую очередь. Мне не нравится, что я срываюсь на других, но иначе я не могу. Не могу контролировать свои эмоции… Как тогда заплакала перед Николасом, когда он усмехался мне в лицо.

Представив его лицо, я сжала ладонь в кулак и резко встала, снова прекращая разговор старших. Я уже видела, как мама покраснела от гнева. Но я не могла физически находиться здесь. Мне нужен был воздух, который прямо сейчас не попадал в легкие. Все внутренности словно онемели, когда я быстро направилась к двери.

– Сами? – спросила тетя Марьям, и лишь потом услышала, как мама оправдывается перед ними о моем тупом поведении.

Однако все они остались позади меня, когда я лихорадочно дернула ручку двери и вышла из душной комнаты. Достигнув темного коридора, я заметила на стеллаже свою черную кепку.

На свежем воздухе всегда становилось хорошо, поэтому, глубоко вздохнув, я надела кепку и проигнорировала слезу, стекающую с моей щеки. Как бы я ни пыталась успокоить себя, слезы сами по себе вырывались наружу. Я не знала, куда иду, но не перестала шагать. Глаза затуманились из-за слез. Проклиная себя за свою слабость и такое ужасное поведение на виду у всех, я даже не поняла, как пришла на мини футбольное поле.

Достигнув скамейки, я быстро села и подняла взгляд на чистое небо. Солнце теперь потеряло свой жар, освещая высокоэтажные здания оранжевым светом. На поле никого не было, от этого становилось еще грустнее. Я просто пялилась в определенную точку, задумавшись обо всем что происходит в последнее время.

Глаза наполнились слезами, когда я вспомнила тот самый день в школе. То самое лицо Николаса.

Часто заморгав, я заметила, как появился незнакомец и сел рядом со мной на скамейку. Я лишь боковым зрением заметила фигуру. Подготовив возмущения, я повернулась к человеку, но поняла, что он вовсе не незнакомец для меня.

Сердце пропустило удар, а ноги и руки словно обмякли. Тяжело сглотнув, я не перестала смотреть на него, пока он глядел только на поле.

Рядом со мной сидел Мерт.

– Знаешь, – произнес он, и лишь сейчас я поняла, как скучала по его голосу: мягкий и в то же время глубокий звук, заставил мое сердце трепетать. Когда он повернулся ко мне лицом, его взгляд за несколько секунд полностью изучил меня, словно боясь упустить даже незначительные изменения. – А я скучал.