Когда миллион лет прошло на земле, остались лишь они. Василий всё так же прижимал её к себе, касаясь губами её лба, чувствуя, как девушка тяжело дышит ему в шею.

– Снег пошёл… – зачем-то сказала она. А если бы не сказала, то он бы и не заметил. – Мне пора, да и вот здесь, вот так… – он опустил руки, переставая её удерживать. – До свидания, – последний взгляд уже не смеющихся голубых глаз, мокрая капля от снежинки на кончике маленького носа, и она сорвалась с места, скрываясь за дверью.

“До скорого свидания”, – сказал он про себя, ничуть не сомневаясь, скоро они вновь увидятся. Обязательно увидятся, и когда она станет смотреть на него без страха, он обязательно узнает, что делал этот ангел сегодня в потьмах, в доме, где квартируется американское посольство. Но не теперь, теперь нужно подождать, приручить, дать привыкнуть к себе.

Такими рождественскими подарками разбрасываться он не привык.

Перебежал дорогу, устраиваясь подальше от газового фонаря, но так, чтобы видеть сразу два входа – парадный и с Гороховой.

Ждать штабс-капитан Российской Императорской армии умел. Другим, в прежние дни, погоны не давали.

Он чертыхнулся, вылез из сугроба, в который угодил, задумавшись.

Сейчас, как никогда, Василий очень хотел ошибиться. Редкие прохожие торопились скорей попасть домой в Рождественский сочельник, или же привычно ускоряли шаг подле второго дома на Гороховой, где размещается градоначальство и арестное отделение. Народ русский сам не знает, кого больше боится – лихого человека, или жандарма. Но если он, Василий, окажется прав, то что же вынудило подпольщика не побояться, заявиться прямо к дому градоначальника, откуда только съехала охранка?

Что ж, посмотрим-поглядим.

Он даже не успел позу принять, как та же дверь распахнулась и из неё… выпорхнула его белокурая чаровница.

“Час от часу не легче” – сплюнул в сердцах.

И словно тело с разумом разделились: вбитые в подкорку инстинкты отказали и он, который должен был нынче стать тише того снега, что валит большими хлопьями, пошёл к девушке. Только когда она увидела его и заозиралась, он понял, как лопухнулся. Наблюдать требовалось! Мало ль, что она такая ладная и вся из себя… волшебная? Террористы и провокаторы и не такими умеют прикидываться.

– А что ты здесь… – начала она, как Василий схватил её с места и приставил к стене дома.

– Что за игры?

Ни одна здравомыслящая, и даже не очень барышня, в такой час одна гулять не отправится.

– Я… мне… у отца гость поздний, а мне в спальню мимо кабинета, а там дверь открыта, вот я и…

– Забоялась.

– Забоялась, – вздохнула она и, наконец, подняла на него глаза. – Пустите же.

И он только хотел послушаться, как дверь приокрылась и недавно вошедший, так заинтересовавший Василия человек, вышел вон.

Тревожно оглянулся, взгляд его задержался на втором доме и пошёл прочь, поправив воротник.

Призрак матроса проследовал за ним.

– Позже. Возвращайтесь в дом, – отдал распоряжение штабс-капитан и последовал за подозрительным субъектом, держась в некотором отдалении.

– Что вы задумали? – шуршащий шёпот, перекрывающий, впрочем, шум набирающейся вьюги, раздался сзади, когда мужчина сделал первые шаги.

Он развернулся слишком резко, но то от неожиданности лишь. Хоть это и было лишним: Василий прекрасно понял, кто именно увязался за ним.

Следовало вернуться, всыпать, явно непоротой в детстве девице, и всё же загнать её в дом, да дверь подпереть. И план хороший, и действенный, особенно по части “всыпать”, но… время!

– Вернитесь домой!

– А вы? Вы, явно, следите за тем человеком. Зачем?

Он задержался лишь чуть, давая ей настигнуть его, поровняться. Господи, что же он делает?…