– Ты нашёл кого-нибудь себе по вкусу? – спросила Беиска, и лицо её заколебалось в полумраке.

– Да, – после недолгой паузы ответил Сафирот и улыбнулся, – только не знаю кто она.

Беиска закатила глаза.

– Сафирот, – жёстко сказала она, – ты не на прогулке в городе. Ты приехал за женой.

– Знаю, – Сафирот вздохнул. Потянулся, на мгновения становясь похожим на дикого кота, белоснежная шкурка которого лоснилась в свете умирающей за окнами луны, – девчонки ничего, – признал он. – Любая пойдёт. Но тут есть ещё одна… Вот её я хотел бы попробовать, даже если она не станет мне женой.

Сафирот облизнулся.

Беиска подняла тонкую тёмную бровь.

– Ничего? – уточнила она, проигнорировав последние слова. – Мне говорили, что дочки у Месилона весьма хороши. И разные, как лето, осень и зима.

– Ну… да. Одна холодная, как осколок льда. Но красивая. Я бы объездил её. Другая скромница. И правда тёплая, как солнышко весной. Будет, наверное, хорошей женой. Но, подозреваю, до смерти скучна.

– А третья?

Сафирот нахмурился, и улыбка заиграла на его губах.

– Третья, – задумчиво повторил он. – У третьей волосы как ночь. Мама, а у него точно три дочери?

– Я пока не разучилась считать. А что?

– Ничего, – Сафирот повёл плечом. – Я останусь здесь на несколько дней.

– Если будет возможность – возвращайся вместе с женой. Пусть посмотрит перед свадьбой новый дом.

– Хорошо, – Сафирот снова дёрнул плечом, – я хочу спать. Безумно устал.

– Ну-ну, – хмыкнула Беиска, но не стала продолжать разговор, – давай, сынок. Всё в твоих руках.

Лицо её исчезло, а Литон снова стал похож на самого себя.

– Господин желает чего-нибудь ещё? – поинтересовался он.

Не обращая внимания на слугу, Сафирот подошёл к окну и, прищурившись, стал разглядывать двор.

Вот башня сенешаля. На втором этаже горит огонь, и слышен весёлый говор солдат.

Вот пустая башня магии чёрными глазницами смотрит на океан – уже много веков в ней не обитает никто.

Ещё в одной разместили его самого.

Четверо детей Месилона спят, должно быть, вместе, на втором этаже донжона.

«Ага», – подумал Сафирот про себя. Ещё одна башня казалась пустой, но если внимательно вглядываться в темноту, можно было разглядеть тусклый огонёк, как будто пламя огарка прикрывали рукой.

– Литон, – тихо сказал Сафирот, – доставь меня туда. Я хочу посмотреть на неё.

Эриан изнывала от скуки. Одна мысль о том, что ей предстоит сидеть в этой башне день за днём, до тех пор, пока проклятый Шаул не покинет их дом, навевала смертную тоску.

Эриан давно уже стала замечать, что порой грусть причиняет не кто-то или что-то, что заставляет думать о нём, а сами мысли о нём. Не знай она, что наутро не сможет поехать в лес или даже выбраться к морю, наверняка давно бы уже уснула или хотя бы позвала няньку, чтобы та рассказала ей сказку, или поупражнялась с мечом – Эриан, в отличие от сестёр, ужасно не любила вышивать, хотя Полетта и говорила, что просто время её полюбить женские забавы ещё не пришло.

Эриан возражала, что Вивиан всего семнадцать, а она уже может соткать такое тонкое полотно, что позавидовали бы древние магини. А Нимея в прошлом году, раньше чем и ей стукнуло семнадцать, закончила вышивать гобелен, который теперь не только висит в главном зале, но и привлекает своим изящным мастерством всех гостей.

– Твоё время придёт, – говорила Полетта упрямо, – ты раскроешься как цветок. Не дело знатной даме играться с мечом.

Впрочем, Полетта не решалась в открытую спорить ни с дочерью, ни с отцом.

В этот раз Эриан прогнала няньку сразу после того, как та принесла еду. Ела Эриан плохо, то и дело приподнимаясь, чтобы выглянуть в окно и проверить, не уехал ли Шаул. А когда поняла, что тот собирается остаться до утра, издала такой пронзительный стон, что Полетта снова прибежала к ней.