Под яркими обложками всегда скрывается либо брак, либо фальшивка. Иначе – зачем она вообще нужна, хорошая вещь не нуждается в такой рекламы.

 Если бы не долг, я, возможно, тут же попросила бы остановить машину и вышла. И почему расплачиваться приходится именно мне? Но мысль о диком мыле не давала мне покоя и вытесняла все остальные рассуждения. Мой спутник опередил меня, начав первым, видимо желая реабилитироваться в моих глазах.

– Тебя зовут Кукуцапа или Лагшмивара?

От удивления я помотала головой, не зная даже, что в природе существую такие имена.

– Я так и подумал, – разочарованно заключил водитель, – скукота.

Сил сдерживаться больше не было. К тому же, что я могла потерять?

– Конечно, – буркнула я, – гораздо веселее звучит «дикое мыло».

 Одна его бровь поползла медленно вверх, а губы вытянулись в трубочку. Парень в шляпе сузил глаза, очевидно анализируя факт моего нескромного проникновения в его личное пространство. Спустя минуту он хитро улыбнулся, заговорив смягченным тоном.

– Чем тебя не устраивает «дикое мыло»?

– А чем, по-твоему, оно должно меня устраивать?

– Это словосочетание скажет о тебе больше, чем просто Саша или Маша.

 Я округлила глаза и отвернулась к боковому окну. Город в часы пика превращался в муравейник – люди толпами, толкая друг друга, спешили по своим делам.

 Интересно, что же могло ему сказать дикое мыло, чего не знаю я? В моей голове эта фраза вызывала какие-то бессмысленные, почти обидные ассоциации.

 Незнакомец интригующим взглядом посмотрел на меня улыбнулся , закачав головой.

– Ты и представить не можешь, сколько в нем смысла..

– Я вся внимание.

Набрав в легкие побольше воздуха, молодой человек, с отнюдь не напыщенной серьезностью, а скорей с деловитым сочувствием начал объяснять.

– Дикое мыло – это разновидность полевого колокольчика, – сказал он, и крутанул руль на очередном перекрестке, – Маленький, синий цветок, не любящий одиночество. Порой, на одном стебле бывает до десяти соцветий. Солнцу он предпочитает тень, а дождь не любит вовсе. Если хоть одна капля попадет на его лепесток, он наглухо закрывается, иногда до полной погибели. – мы проехали еще один перекресток и остановились у светофора.

– Допустим, – нахмурила я брови, – хотя здесь не больше информации, чем в моем имени.

В ответ он устало вздохнул.

– Ты веселый, открытый человек, всеобщая любимица, скорей всего единственный ребенок своих родителей, но стоит тебя ранить достаточно глубоко, как ты закроешься наглухо от всего окружающего мира.

Я попыталась скрыть удивление.

– Ты угадал лишь про единственного ребенка в семье, остальное – предположения. – Проговорила я, нервно теребя перекинутый через плечо ремень безопасности. А ведь он попал в яблочко. – Но почему бы тогда не ограничиться просто колокольчиком?

Молодой человек пожал плечами, как будто все лежит на поверхности, и я не замечаю очевидных вещей.

– Потому что колокольчиков более ста видов, а ты как нельзя лучше подходишь под описание дикого мыла.

Кто бы мог подумать, что с этим человеком я буду говорить о колокольчиках. Но беседа протекала так легко и непринужденно, что я позабыла все обидны, более того – впервые в жизни кто-то попытался копнуть немного глубже обычной обертки, что было несомненно лестно, и каким-то нечаянным образом – им стал совершенно незнакомый человек. Не важно, что меня сравнили с …

– Это сорняк.

– А что плохого в сорняках? – Спросил он.

– Это паразиты, незваные гости, нахлебники.

– Все люди – паразиты, но ты же называешь себя человеком, -продолжал молодой человек с той же присущей ему непринужденностью. Мне нравилось, как он пытается оправдать колокольчик в моих глазах.