На следующий день я показал повестку прорабу Александру Борисовичу, и тот, посмотрев на меня, как мне показалось, с сочувствием, тоже не преминул поинтересоваться, по какому поводу повестка, на что я честно повторил, что не знаю.

Подходя к «Серому дому17» я нервничал.

Внушительное четырёхэтажное здание, фасад которого украшали колонны, действительно было серого цвета. Не без трепета я вошел в здание и показал повестку дежурному офицеру. Тот повертел повестку в руках, позвонил кому-то, бросил короткое: «Ждите!», и я скромно стоял возле его застеклённой будки и смиренно ждал. Вскоре показался другой офицер, старший лейтенант, спросил: «Кто по повестке?» и повел меня на второй этаж почти в конец коридора. В небольшой комнате, обставленной аскетически, то есть, кроме однотумбового письменного стола и шкафа с бумагами, у стола стоял простой стул, да пара таких же стульев – у стены. Старший лейтенант предложил сесть, проверил паспорт и металлическим голосом спросил:

– Вы читаете запрещенную литературу. С какой целью?

– Какую литературу вы имеете ввиду? – не понял я.

– Вы знаете какую, – в голосе офицера появилась ирония. – Вы читаете Фрейда – он посмотрел в листок бумаги – Карла Юнга и Вильгельма Райха.

– А разве это запрещено? – удивился я.

– Эти, с позволения сказать, писатели, несут буржуазную лженауку. Что может дать советскому человеку, например, – он снова посмотрел в листок – «Психология сексуальности». Это ваш Фрейд… Секс – это у них там. Вот пусть они этим и занимаются.

– Фрейд – не мой, – возразил я. – И при чём тут секс? Юнг – создал аналитическую психологию, Райх – основатель психоанализа… Меня не интересует тема сексуальности, даже если она психология. Меня интересует психика с точки зрения возможности лечения психических или других расстройств энергией рук или с помощью введения в особое состояние сознания.

– А вы что, врач? Вы-то какое имеете отношение к лечению? И какое такое особое состояние?

– У меня есть некоторые эзотерические способности, то есть возможности особого восприятия.

– Это что? – насторожился старший лейтенант.

– Ну, я могу видеть то, что бывает недоступно другим, могу снимать руками какую-то боль, обладаю гипнозом.

– Инте-рес-но. С такими способностями и на свободе, – с иронией проговорил мой дознаватель, не поверив ни одному слову.

Я достал из кармана сложенный вчетверо листок текста «Вступительного слова» Вольфа Григорьевича Мессинга с его, как он сказал тогда, «индульгенцией», «защитой от ретивых и глупых», и подал старшему лейтенанту. Поверх листка было начертано рукой профессора магии: «Моему юному другу Володе Анохину в знак восхищения его необыкновенными способностям, которые, однако, являются полностью научно и материалистически объяснимыми. Вольф Мессинг»

Старший лейтенант долго изучал написанные довольно корявым и не очень разборчивым почерком Мессинга слова, недоверчиво посмотрел на меня и проговорил:

– Вольф Мессинг… Это тот?

– Да, тот, – заверил я.

– И что мне с этим делать?

Старший лейтенант был озадачен, и я решил расставить точки над «и».

– Я несколько лет назад сумел помочь начальнику вашей организации, генерал-майору Л. в своем городе. У меня есть грамоты. Да вам нетрудно созвониться и проверить. Там, я уверен, подтвердят. Это, конечно, если вы будете разговаривать с самим генералом… Но вопрос щепетильный и носит характер личный.

Старший лейтенант мялся, менялся в лице и усиленно думал, что ему предпринять. Наконец он попросил меня подождать немного и быстро вышел, прихватив с собой мою «индульгенцию». Тон его при этом был более мирный, чем в начале разговора.