Вдобавок общение с учителями не складывалось. Там не было мистера Блейка. Единственным, кто мне нравился, был мистер Гамильтон, наш преподаватель по труду. Учитель математики терпеть меня не мог, потому что я ненавидел математику. Я просто не мог затолкать ее в свой мозг. Для меня остается загадкой, почему нельзя просто выяснить, какие дети хорошо разбираются в математике, и позволить им заниматься ей, а остальных оставить в покое. Дико, что мы до сих пор не разобрались с этим. Очевидно, в жизни пригодится умение складывать цифры, но я и без того мог это сделать. Как еще, по-вашему, мне удалось выяснить, на сколько нас нагрели, когда The Who начали зарабатывать хорошие деньги в 1970-х? Но алгебра, тригонометрия, синусы, косинусы, тангенсы и все такое? Умоляю! Каждый должен заниматься своим делом.
Наш классный руководитель, мистер Ватсон, презирал Элвиса. Как вообще можно презирать Элвиса? У меня был один и тот же учитель английского на протяжении трех лет, и все, что он делал, это бросал нам учебник в начале каждого урока, зажигал трубку, закидывал ногу на ногу и читал газету «Racing Post»[8]. Он ничему нас не научил. Еще была учительница музыки, миссис Боуэн. Она просто хотела научить нас обращаться с точками и черточками на нотном листе, и это ничего для меня не значило. Вот так пишут хорал в стиле Баха, это восьмая нота, это четвертая нота. Это то, это се. Я не мог этого вынести. Где музыка? И знаете, что она мне отвечала? Она говорила мне, что я никогда не смогу зарабатывать на этом.
Все, чего я хотел, это чтобы меня оставили в покое вместе с гитарой. Летом 1956 года я познакомился с гитарой, и с того самого момента, как я сыграл свой первый аккорд, я был полностью сосредоточен на ней. В этом-то и заключалась главная проблема со школой. Я мог сосредоточиться на чем-то, если бы захотел. Я мог сделать что угодно, если бы захотел, но школьная система пресекала любую свободу. Вы должны были смирно сидеть в классе, следовать глупым правилам. Вы должны были делать, что вас попросят и когда вас попросят. Я был сыт этим по горло. Я терпел это дерьмо целый год, терпел притеснение в классе и издевательства за его пределами, прежде чем нашел в себе силы дать отпор. Однажды утром на обеденном перерыве один из хулиганов направился ко мне с недобрыми намерениями, но я схватил стул и со всей силы врезал ему. После этого они отступили. Этот стул поменял ситуацию на сто восемьдесят градусов.
Не думаю, что я сам превратился в хулигана. Я научился защищаться и отныне не мирился с дерьмом, но сам никогда целенаправленно не искал неприятностей на свою пятую точку. Хотя, кажется, у Пита сложилось другое мнение на этот счет. По его рассказам, в Актоне я дрался с одним китайцем на год младше меня. Клянусь, в школе не было ни одного китайца. Знаете, я ведь правда очень миролюбивый парень, и, полагаю, что искренний тоже. Но в те дни мой характер был довольно переменчив. Мой предохранитель, отвечавший за ситуации «дерись или убегай», был короче члена колибри, и я всегда выбирал драку. Энергии у меня было хоть отбавляй, поэтому, когда я приходил в ярость, казалось, будто взорвалась бомба. Как только я чувствовал, что кто-то собирается на меня напасть, первый удар был за мной. Когда до окружающих это дошло, они оставили меня в покое, а если кто-то все же лез на рожон, то обычно он получал свое и заслуживал этого.
Единственной дракой, в которой я выступил зачинщиком, была драка, о которой я сожалею до сих пор. Мне тогда было четырнадцать лет, время, когда я еще искал свое место в мире крутых парней. Мы с другом устроили небольшую потасовку в комнате отдыха. Начиналось все безобидно, но потом он начал задирать меня, приговаривая, что я сейчас огребу. Я потерял контроль. Красная пелена застелила мои глаза. Прежде чем я сообразил, что творю, я перепрыгнул через скамейку и начал мутузить его руками и ногами. Я чуть было не убил его и тут же пришел в ужас от этой мысли. Самое скверное, что мой кореш дружил с бандой под названием «Актонские пижоны». Это были настоящие бандиты, которые наводили ужас на весь район, а не только на нашу школу. Они пришли из Актон-Лейн, из микрорайона Вейл по другую сторону железнодорожной линии British Light Steel Pressings