Но отношение к чужим грехам на сексуальной почве во Франции всегда гораздо более терпимое, чем у американцев. Никакие подвиги Билла Клинтона в Овальном кабинете не вызвали бы такой шквал негативной реакции вплоть до разговоров об импичменте и тому подобное. Известно, что Жак Ширак, ещё в бытность свою мэром Парижа не забывал публично демонстрировать свою супругу Бернардетту и при этом любил волочиться за молоденькими актрисочками, что не помешало ему стать Президентом Республики. Отметились адюльтером в своё президентство и Валери Жискар д’Эстен, и Франсуа Миттеран. Последнему даже приписывают одну фразу, сказанную во время президентской кампании 1974 года, о том, что из трёх главных кандидатов на первую должность в государстве лишь один спит со своей женой. Как это ни удивительно, в данном случае Миттеран зачислил себя в списки неверного жёнам большинства. И с годами ничего не менялось. Катастрофический рейтинг Франсуа Олланда никто даже не пытался объяснить его легкомысленными амурными похождениями, а на художества известного бабника по имени Доминик Стросс-Кан – в то время по совместительству Директора Международного Валютного Фонда – во Франции всегда закрывали глаза. И только в Америке распоясавшегося чиновника припёрли к стенке с чисто американской изощрённостью. Хотя тут, возможно, не обошлось без просьб со стороны одного заинтересованного французского политика, которому он казался самым опасным конкурентом на будущих президентских выборах.

Французы – вообще очень терпимые к чужим недостаткам люди, сейчас эта терпимость ещё подпитывается официальной идеологией толерантности, которая захлестнула европейские страны. Но далеко не все согласны путать терпимость с толерантностью, хотя по-французски это одно слово. Многим не доставляют удовольствия саморекламные гей-парады, разрушение современной моралью культурных и общественных основ христианского миропонимания. Ещё большее отторжение вызывает то, что приезжавшие сначала по приглашению правительства, а теперь без оного, иммигранты из Африки и Азии фактически создали в стране параллельное общество и параллельную культуру. В итоге, произошла некоторая эволюция в сознании людей. Раньше за Национальный Фронт голосовало 14-17% французов, и сам этот факт многие считали позором для Франции. Не совсем понятно, правда, почему, ведь свободное волеизъявление неотъемлемый элемент признак цивилизованности общества. Теперь цифры другие: на выборах в Европарламент в 2014 году число голосов за фронтистов уже вплотную подобралось к планке в 25%. Неужели они все фашисты? Ведь такой ярлык на них навешивают политические противники.

Писатель Мишель Уэльбек написал фантастическую повесть о том, как в результате второго тура выборов к власти в стране приходит исламистский президент, победивший националистку Марин Ле Пен. Пусть это фантастика и такой партии в Пятой Республике ещё нет, но позиции мусульманской части общества усиливаются. Книжка обещала стать событием начала 2015 года, но её выход совпал с расстрелом «Шарли эбдо», и, несмотря на явную связь двух событий (а может, как раз поэтому), её не заметили.

Праздник превращается… в Бог знает что, но погода хорошая

Однажды в майский день 2013 года, гуляя по Парижу, мы зарулили в кафе дабы промочить горло (взрослые) или насладиться вкусными французскими пирожными (дети). Моя нынешняя супруга любит фотографировать. И тут за окном кафе, на улице, ей чем-то приглянулась одна типичная для нашего времени группа из трёх французских девушек явно арабского происхождения. Одна была даже, как и положено мусульманской женщине, закутана во что-то по самые глаза. Я не силён в терминологии ислама, могу китаб с кебабом перепутать. Девушки о чём-то мирно беседовали, за сим и были «коварно» подловлены женой, её выдала вспышка, забыла отключить. И тут началось, некоторые ведь так толкуют вероучение Магомета, что лицо женщины должно быть скрыто от чужих глаз или, в крайнем случае, от кинофотосъёмки. Возмущённые «невиданной» наглостью девицы буквально ворвались в кафе и, не сдерживая себя в выражениях, стали требовать, чтобы жена удалила кадр. Напоминаю, дело происходило не в мусульманской стране, а в центре Парижа. Мы, естественно, ошалели от такой наглости и отказались, тем более, что технически сделать это было уже невозможно – совершив свой последний подвиг, села батарейка фотоаппарата.