Он не отказывался от внимания женщин, это даже льстило ему, но за всеми прелестями он видел фальшь. Это была лишь привлекательная обертка, начинка же была горькой на вкус. Не показывая вида, он ясно понимал, чего хотели от него все эти особы. И потом, даже если конфеты хороши на вкус, очень быстро они становятся приторными.
Она была другой. Это было, как глоток холодной свежей воды в жаркий полдень. У нее был свой вкус. Та детская непосредственность и естественность, которые сохранились каким-то чудесным образом в этой женщине, уже не девочке, притягивали к ней. Она сама не осознавала, насколько ценно было то, что придавало ей своеобразный шарм. В своей среде он привык к тому, что женщины все мерили на деньги. Он привык откупаться от них. Различие было только в размере той суммы, которую надо было потратить. Она не хотела принимать эти правила игры. Для нее это не была игра. Она жила своей настоящей неповторимой жизнью. Для нее существовали понятия любви, долга, чести в каком-то ее особом понимании. Часто эти представления не совпадали с общепринятыми в том обществе, в котором жил он. Порой поэтому ей было очень трудно жить в этом мире, когда вместо протянутой руки ей ставили подножку. А для него было очень трудно поверить в то, что есть другая жизнь, где правила совсем другие. Где иногда вовсе нет никаких правил, а есть только чувства, интуиция и совесть.
ОНА
Не все было гладко в их отношениях. Иногда она обнаруживала в нем такое, что поражало ее и заставляло задуматься. Это касалось его работы и взглядов на жизнь.
Например, они по-разному смотрели на проблему родительского долга. Ей нравилось, как он относится к своим детям. Он понимал, что должен дать им воспитание. Он любил их, думал об их будущем, старался подавать им хороший пример. Он планировал время так, чтобы уделять внимание своим детям. Особенно часто он говорил о своей дочери Кармен. По его интонации, теплоте в голосе и улыбке можно было заметить, насколько приятно ему вспоминать о ней. Иногда она даже немного завидовала Кармен. Не потому, что он отдавал дочери свою любовь. А потому, что она в своем детстве была лишена такой любви. Так получилось, что ее отец оставил их, когда ей было семь лет. Но воспоминания о нем, потребность в отцовской любви и чувство потери, которую невозможно возместить, были живы в ней и по сей день. Его отцовская любовь к дочери болью отзывалась в ней напоминанием о безвозвратно потерянном.
Но были вопросы, в которых их мнения не совпадали. Она считала, что должна была дать своему сыну образование и помочь ему начать самостоятельную жизнь, обеспечив жилплощадью. Она рассуждала так: та квартира, в которой они жили вместе с сыном, принадлежит не только ей, но и ему. Вот почему она искала такие варианты, чтобы он мог жить отдельно в своей квартире. Он же, напротив, считал, что обеспечивать жильем своих детей не является обязанностью родителей. Что те сами должны зарабатывать на квартиры или платить за арендованную жилплощадь. Возможно, расхождения в этих вопросах коренились в различном государственном устройстве, в разном воспитании. Она не была сторонницей того, что родители обязаны содержать своих детей, когда те выросли и стали зарабатывать на жизнь сами. Но считала, что самое необходимое для того, чтобы они начали свою собственную жизнь, родители обязаны дать. Свое собственное жилье было очень важным условием, так как в России большая проблема для молодых семей – заработать себе жилье. Материальные проблемы могли бы стать причиной конфликтов между молодыми супругами. А так как в молодых семьях и так очень много поводов для разногласий, ей хотелось, чтобы их было как можно меньше.