Это все, что более-менее достоверно известно о личности брата. Дальше его судьба, как и еще нескольких тысяч ополченцев, теряет черты индивидуальности и оказывается неразрывно связанной с судьбой Краснопресненской дивизии. А судьба эта оказалась короткой и трагичной.

Уже 10 июля дивизия была передислоцирована из Москвы в область – в район нынешнего Красногорска. В течение июля шло ее доукомплектование за счет призывников и частично кадровых военных. Было сформировано три стрелковых полка, один – артиллерийский и еще несколько вспомогательных подразделений. Командиром дивизии был назначен комбриг Даниил Прокофьевич Скрипников, Георгиевский кавалер, с большим опытом участия в боевых операциях во время Первой мировой и особенно Гражданской войн.

В сентябре дивизия заняла линию обороны вдоль восточного берега Днепра, где она с трудом сдерживала натиск врага, неся потери, особенно от ежедневных бомбежек вражеской авиации.

29 сентября немецкое командование приступило к операции «Тайфун», противостоять которой в тот момент Красная армия не могла: противник имел на этом участке фронта двукратное превосходство в танках и авиации.

Тяжело читать, что было дальше.

В результате боев в первых числах октября погибло более половины ополченцев. Погиб и командир дивизии Д. П. Скрипников. Произошло то, что военные называют котлом, а проще говоря, наши войска попали в окружение. Часть бойцов ушла к партизанам, кто-то прятался по деревням, многие попали в плен, и только единицам удалось перейти линию фронта и вернуться к своим.

Можно предположить, что где-то здесь, на берегу Днепра, и погиб мой двоюродный брат. Место его гибели неизвестно до сих пор. Все, что официально получила семья, – это короткое извещение из райвоенкомата «пропал без вести» и больше ничего. Отец Коляна, мамин брат, кадровый военный, капитан первого ранга Николай Иванович Зорин, вернувшись после войны из осажденного Ленинграда, пытался навести справки, но так ничего и не узнал.

Я много думал о своем брате и в целом о роли народного ополчения в Отечественной войне, пытался представить себе, как это было на самом деле. И как-то сами собой сложились следующие стихотворные строки.


Памяти брата

Мой брат погиб у переправы,
Двоюрный[1] брат мой, не родной.
Он жить хотел не ради славы,
А вот, поди ж ты, смыт волной.
Пятнадцать лет прожил всего-то,
А стал бойцом он Дэ-эН-О[2].
Там бой кипел и гибла рота.
Так свыше было суждено.
Я вижу их на старом фото,
Мальчишки сгрудились гурьбой.
Такая вот была пехота,
Им скоро в бой, в смертельный бой.
Но не напрасна их кончина,
Не зря вы пали под Москвой.
Народа дух – вот в чем причина
Победы нашей мировой.

Жили-были

В раннем детстве меня одолевали частые болезни. Все изменилось лет в пятнадцать-шестнадцать, когда я стал больше времени проводить в Елизаветино.

Здесь мне особенно полюбилось Химкинское водохранилище. Летом, когда уже начинает смеркаться и жара спадает, мы после волейбольных баталий гурьбой идем на водохранилище купаться. Начинает темнеть, но бетонные плиты плотины еще сохраняют дневное тепло. Раздеваемся и, осторожно двигаясь по стыкам плит, спускаемся в воду: идти напрямую невозможно, так как в воде плиты покрыты зеленоватой скользкой тиной и стоять на них невозможно.

Вода ласково принимает твое тело. Хоть и заезженное это сравнение – «как парное молоко», но трудно подобрать более точное выражение. Поверхность воды гладкая, как будто она накрыта гигантским покрывалом. Гулко раздаются голоса над водой. Над противоположным берегом уже взошла луна и высветила на воде светлую дорожку. Я плыву ровно по этой дорожке прямо на луну, осторожно раздвигая покрывало, стараясь не намочить голову.