Будущий шурин Раду выводил свою подпись. Перо царапало бумагу и покрывало ее чередой клякс и пятен, похожих на сосуды на его лице.

Лада заговорила спокойно и отчетливо, и в зале суда все смолкли от удивления. Никто не ожидал, что девочка заговорит. Возможно, ей это не позволялось. Но Раду знал, что Ладе все равно.

– В нашу первую брачную ночь, – сказала она, – я отрежу твой язык и проглочу его. Оба языка, которые произнесут нашу супружескую клятву, будут принадлежать мне, и я буду состоять в супружестве сама с собой. Скорее всего, ты захлебнешься собственной кровью и умрешь, что будет очень плачевно, но я буду одновременно и мужем, и женой, а не вдовой, требующей сочувствия.

Суженый Лады остановил перо, с него закапали чернила. Чернильное пятно стекло на мраморный пол. Халил-паша смотрел на нее, выпучив глаза, и его тонкогубая улыбка сменилась выражением настороженной задумчивости.

Раду неверной походкой направился к ним, отчаянно ища способ разрядить обстановку. Затем кто-то рассмеялся, нарушив тишину. Раду обернулся и с удивлением заметил рыдающего мальчика из сада, который стоял у двери рядом с тощим и длинным мужчиной в очках.

Раду искал этого мальчика взглядом каждый раз, когда они выходили на улицу или оказывались среди придворных. Но за последние два месяца, которые прошли с момента знакомства с ним, он ни разу его не встречал. Это не останавливало его, и он продолжал искать друга глазами.

Однако теперь надежды у Раду уже не осталось.

Мальчик прошептал что-то своему компаньону, и тот нахмурился за очками. Он пробормотал что-то в ответ, но мальчик затряс головой, с радостным оживлением глядя на Ладу. Она холодно смотрела на него.

Раду думал, кого из них убьют первым – Ладу или его. Что будет хуже – смотреть, как казнят Ладу и ждать своей участи или… нет, вторым быть хуже. Он надеялся, что они убьют его первым. Возможно, это было неблагородно, но ведь это Лада во всем виновата.

Сухопарый мужчина направился к двум солдатам, на головах которых были коричневатые шапки цилиндрической формы, с длинными полями из белой материи, что указывало на их ранг янычар. Раду всегда внимательно присматривался к янычарам, надеясь обнаружить среди них Лазаря, но этот город определенно отказывал ему в друзьях. Затем мужчина и мальчик из сада развернулись и вышли из зала суда. Раду провожал их взглядом, пока они не скрылись из виду.

Суженый Лады напоминал одну из рыб, которых они держали в фонтанах вокруг замка Тырговиште. Он то открывал рот, то закрывал, то снова открывал. Он пожал плечами, глядя на Халил-пашу, и прочистил горло.

– Возможно, султан… возможно, другой договор… я никогда не стал бы оспаривать решение султана, но все же…

Он был взволнован, слегка рассержен, но, судя по лицам собравшихся в зале, никто не воспринял угрозу Лады всерьез.

Раду же знал, что она отвечает за каждое свое слово.

Рядом с ней появились солдаты.

– Она пойдет с нами.

Лада подняла на своего суженого спокойный взгляд. Он начал расплываться в пренебрежительной, самодовольной ухмылке – но сила ее взгляда остановила его улыбку на полпути, сделав его похожим на слабоумного. Его глаза расширились, и стало ясно, что до него дошло: она не шутит.

Он отступил.

Лада вышла из комнаты вслед за солдатами, даже не взглянув на Раду. Халил-паша проводил их взглядом, и что-то в его глазах подсказало Раду: он знал о происходящем больше, чем они. И был недоволен.

– Подождите! – побежал Раду, пытаясь их догнать. Он в мольбе протянул руки. – Пожалуйста, она не имела в виду ничего дурного. В Валахии существует такой обычай… чтобы будущие супруги… угрожали друг другу. Это проявление симпатии. Во время помолвки наших родителей мама сказала отцу, что вынет из него внутренности и станет носить их на шее вместо украшений.