Говорят, что многие мужчины начинают тщательнее за собой ухаживать, когда заводят любовниц. Так не было и этого.

И в постели у нас все отлично. И с качеством, и с количеством. Подарки дарит постоянно, цветы. Как и раньше. И в любви признается. И телефон не прячет. И в гости ходим, и к себе зовем. И гуляем часто.

Ну ничего не изменилось, ничего!

«Как долго они вместе?» — терзает воспаленное сознание болючий вопрос.

С тех пор, как начались его командировки? Или раньше?

Как, ну как я теперь буду смотреть ему в глаза? Как мне с ним в постель ложиться? Пытаюсь представить эту картину, и к горлу подступает тошнота. Кристально ясно понимаю: не смогу. Даже о поцелуях с Игорем думать противно.

А ведь он знает мою позицию по отношению к изменам, мы говорили с ним об этом до брака.

«Катюш, ты чего? Ты у меня одна-единственная! Разве может быть кто-то лучше тебя? Я с тобой на всю жизнь».

Шесть лет — вот и вся жизнь. Даже до шести не дотянули…

Меня бросает в дрожь, и я зябко передергиваю плечами.

А что, неплохо Игорь устроился. Я блондинка, Маша тоже. Даже девица из троллейбуса и та блондинка. Обронила одна из нас волос в машине, так и не прикопаешься.

Меня догоняет запоздалый вопрос: с той блондинкой он... тоже? Нет, вряд ли, только если раздвоился. Или если свидание у парка длилось минут пять, не больше.

А затем резкой вспышкой в памяти всплывает улыбка сестры и ее вопрос: «Кать, а какой ты краской пользуешься? Мне так нравится, тоже хочу такой цвет».

И я, конечно, делюсь названием и номером. Совпадение? Теперь я в этом сомневаюсь.

Еще какое-то время воспоминания терзают мою душу, а затем голова отключается, они тускнеют и уплывают.

— Девушка. Девушка-а-а, — возвращает меня в настоящее таксист. — Приехали. Дом.

Он указывает пальцем на подъезд.

Дом? Нет. Это больше не дом. По крайней мере не мой дом.

Перед тем как зайти в подъезд, я достаю из сумки пудру с зеркальцем и прохожусь пуховкой по лицу. Ни к чему Сашуле видеть заплаканную маму. Она у меня девочка чувствительная, сразу подключится, будет переживать.

Лифт везет меня вверх, и с каждой секундой сердце сжимается все сильнее.

Когда захожу домой, сразу слышу топот детских ножек.

— Мама, мамочка, ты почему так долго? — надувает губки дочка. — Я соскучилась.

— Я тоже, моя роднулечка.

Снимаю куртку, присаживаюсь на корточки и обнимаю дочь.

— Беги, Сашуль, я сейчас помою руки и приду. Вы ужинали?

Она кивает и вприпрыжку скачет в комнату. Беззаботно так, легко…

— Пришла наконец, — вплывает в прихожую свекровь, мерит меня недовольным взглядом, но сразу осекается, хмурится. — Что с тобой?

— Устала, работы было много, — выдаю первое, что приходит в голову.

Говорить, что ее идеальный сын ни разу не идеальный, вообще не стоит. Не те у нас отношения.

— Ой, чего там уставать? — хмыкает Инга Робертовна. — Знай себе рисуй на компьютере закорючки да углы, делов-то.

Ну да, ну да, дизайнер только этим и занимается.

Я снимаю ботинки и понимаю, что, вообще-то, и не соврала: я очень, просто дико устала. Опустошена.

Следующие слова вылетают из меня сами собой:

— Инга Робертовна, у меня к вам просьба. Пожалуйста, заберите Сашу с ночевкой. Я редко прошу, но сегодня очень нужно.

Та поджимает губы, бурчит что-то себе под нос, окидывает сомневающимся взглядом, однако в итоге выдает:

— Ладно.

— Спасибо!

Я захожу в зал, где Саша собирает лего, сидя на диване. Подсаживаюсь к ней, объясняю, что маме надо поработать, и поэтому она будет ночевать у бабушки.

Слава богу, долго ее уговаривать не приходится. Собираю ее вещи, рюкзак в садик и через пятнадцать минут закрываю за ними входную дверь. И охаю. Совсем забыла про поделку на завтра. Ладно, что уж теперь.