– Твой выход, – он кивнул на микрофон, что одиноко возвышался в углу между громадными колонками.

Я обернулась, чтобы убедиться, что мужчина ко мне обращается, но уперлась взглядом в застекленную студию.

– Тебе, тебе говорю, – он перекрыл мягким тенором рокот музыки, пальцами показал оркестру знак «меньше», и все в одно мгновение заиграли тише. – «Листья» знаешь?

– Конечно, – выдохнула я и потерла о вельвет рюкзака вспотевшие пальцы. А если я не справлюсь? А если облажаюсь? Это не в группе отрываться и петь, как захочу – здесь нужно показать себя во всей красе и не рухнуть с разбега лицом в грязь. А я даже не распелась, вот Богиня Музыка посмеется надо мной!

– Ты справишься. – Дирижер моргнул голубыми глазищами, сжал коротко пальцы на моем плече и быстро вернулся на свое место.

Я отметила блеск его пшеничных волос, собранных в хвост на затылке, и крупные губы. Краса-а-авчик. Теперь, главное, не влюбиться невпопад, а то я такое умею и практикую.

Рука с палочкой потянулась вверх, и дирижер, как волшебник, нарисовал в воздухе завитушку. Оркестр замолчал.

– Алексей Васильевич! – выкрикнул кудрявый парень, выглянув из-за альта6. – На тридцать четвертой цифре можно проработать момент?

– Вот сейчас и проработаешь, – спокойно ответил главный и приготовил руки. – Сначала! – Он бросил в меня строгий взгляд, растаял в мягкой улыбке и кивнул.

Я чуть не поперхнулась. Страшно же! Сейчас как напою им соль-мажор вместо ля-минора.

Пока играло вступление, я хваталась за микрофон охладевшими от волнения пальцами и держала колени вместе, чтобы не сильно дрожали. А когда пошел куплет, не заметила, как голос сам полился в колонки и вытянул чистые и глубокие ноты. Старалась не нагружать связки и петь расслабленно, но под конец все равно потемнело в глазах. Да здравствует адреналин! Люблю эти ощущения: когда сердце колотится под ребрами, как свихнувшийся зверек, а в голове будто взрывается фейерверк.

Импровизировать не стала, не хотела пугать народ, допела концовку в простом академическом стиле на чистых нотах, правда, позволила себе немного расщепить7 на пике.

– Ты всегда так поешь? – закрывая кабинет и оркестровую, спросил Алексей. Все уже разошлись, и мы выходили последними.

– Как? – Я невинно захлопала глазами.

Он пожал плечом и поравнялся со мной. Он был выше, осанка идеальная, крепкая шея, как у культуриста, а кисти – изысканные, с идеально-чистыми тупыми ногтями. Легкий запах табака от одежды, который я не переношу, на удивление не показался назойливым. Состояние аффекта сработало, скорее всего.

– Чисто спела. Очень камерно. Я бы сказал, кристально.

Я потерла переносицу, подбирая слова, чтобы аккуратно сказать, что по-всякому умею петь, но в рюкзаке уныло пиликнул мой старичок-мобильный. И я внезапно вспомнила, что опаздываю. Это же катастрофа! Завтра пробный концерт, а я тут разгуливаю. С красавцем-дирижером. Ох и глазища у него! И волосы длинные, ухоженные. Мечта!

– Простите! – прижала ладонь к груди. – Я побежала. Очень опаздываю.

– Секунду, – он нарочито медленно перекинул строгую мужскую сумку в другую руку. – Во вторник и пятницу ждем тебя на репетициях. Кравцов передвинет индивидуальные, чтобы ты успевала. Готовимся к новогоднему концерту тридцатого, а там посмотрим. Можем, возьму тебя и на «Огонек» в Новогоднюю ночь. Шабашка, так сказать. Надеюсь на тебя.

Я долго глотала воздух, чтобы не заорать «Ура-а-а-а!», а потом прикрыла челюсть и выдала:

– Я не подведу!

=Настя=

А теперь ноги в руки и главное – ни с кем не встретиться. Из преподавателей, конечно. Обычно меня даже забавляли эти прятки и беготня по замороченному зданию Академии, но не сегодня. Сейчас любая заминка обернется концом света, потому что ключ от репетиционной звенел у меня в рюкзаке. Ребята сначала замерзнут у входа на базу, а потом разбегутся, как тараканы. Нельзя-а-а. Концерт же на носу, хоть бы разочек программу отыграть.