– Ч-ч-т-то н-не п-пойд-дёт? – лепечу, запинаясь.

– Напряжение твоё, – говорит он. – Они же нас быстро раскусят, и тогда вся задумка насмарку.

Тут я с ним согласна, но с реакциями организма ничего поделать не могу. С одной стороны я таю от этого мужчины, с другой стороны – до чёртиков боюсь его. И это сплетается в дикий коктейль, из-за которого я не могу здраво мыслить и рассуждать.

Харитон осматривает меня как-то чересчур внимательно, качает головой, явно недоволен…

– Придётся всё брать в свои руки и расслаблять тебя…

Сказав, он подаётся ко мне, заставляя буквально вжаться в кресло и приближает своё лицо к моему.

Что он задумал? Поцелуй… Нет-нет, я не готова. Мой первый поцелуй… Он…

– ... случится сейчас, – заканчивает выпаленную мной вслух фразу Харитон и… впивается в мои губы…

МОНСТР

Сладкая. Какая же она сладкая…

Он не любил целоваться. Впрочем, тех девок, с которыми обычно имел дело, целовать было брезгливо – в их ртах столько членов перебывало! Поэтому там был трах, только трах – жесткий, грубый, без заботы о партнёрше. Просто снять напряжение. Расслабиться.

А поцелуи?.. Последний случился в те незапамятные времена, когда он был ещё стеснительным Харитошей. А она – волшебной девочкой из мечты. Оказавшейся на деле – отменной сучкой, потому что ушла, когда узнала с кем решил свети счёты её возлюбленный.

Воспоминание о той, полузабытой, любви – первой и, как ему тогда казалось, настоящей – обжигает огнём. Он отрывается от Сотниковой, смотрит на неё затуманенным взглядом. И тонет в этой сладости. И ещё глазища эти её – испуганные, громадные, серые, – в них ныряешь и теряешь себя.

И тоненькие пальчики, удивлённо скользящие по губам…

Когда-то он полагал, что женские губы созданы лишь для одного – доставлять удовольствие мужчине. А теперь… Он сам не прочь доставлять удовольствие. Ага, прямо в постель. Только вот… адресат доставки что-то не рад.

Она, что, блядь, плакать удумала?

Глазищами хлопает, уголки губ опустила.

– Что не так? – вырвалось резче, чем ожидал. Девочка дёргается, как от удара.

– Просто… – она опускает глаза… – ты, наверное, будешь смеяться, но я ведь девчонка. Мы все – немного глупые, мечтаем о несбыточном. Вот и я мечтала, что мой первый поцелуй будет по любви и с любимым… А не так… Чтобы расслабиться…

Последних слов он не слышит – они вязнут в гуле, которым наполнена его голова.

… с любимым…

Конечно, он ведь не любимый… Не герой и не принц, из тех, с которыми нежные девочки целуются под луной.

Он монстр, ему вообще целовать не пристало. Только брать, рвать, драть, без жалости и снисхождения. А от чего там баба орёт – от боли или удовольствия – вообще по хер.

И тут – Сотникова, блядская дочь врага, та, которую он хотел уничтожить, превратить её жизнь в ад, – она, эта полудохлая девчонка, отшивает его…

И это, блядь, больно.

Поэтому ощерился хищно, руку её сжал чувствительно и сказал почти зло:

– Привыкай. Ты теперь моя невеста. Иначе – зачем вообще этот спектакль? Щаз выкину тебя из машины на всём ходу, а с твоим батей и мачехой мы и без тебя славно развлечёмся.

Она заморгала глазами, часто-часто, отодвинулась подальше, отвернулась.

А ему паршиво – хоть вой. Всё что может – угрожать и запугивать маленькую беззащитную девочку. Докатился. Пиздец просто.

Сам же, уёбок, попросил о доверии. Как она доверять станет, если он только и может, что давить.

Прости, малыш. Это от бессилия. Потому, что не знаю, что делать и как поступать. Ты же хрустальная. Тебя касаться боязно. Особенно так, как привык.

– Ладно, не дуйся, – попробовал наладить мирные отношения. – Раз я принял твоё предложение, значит, оно понравилось мне. А стало быть – доиграем в любовь. Потешим твоего батеньку.