– А вон там, где на столбе горит фонарь.

– Но там не дома, там дачи!

– Да, конечно, извините… Пора мне…

– Лапушка, подожди, не уходи!

Я осторожно, как бы танцуя, обошел «Мерилин Монро» и через полторы минуты был у себя.

«А ведь возьмет и придет», – подумал я и понял, что хочу этого.

Так было поэтично, чувство такое, как тогда, за границей, в древней западной столице: дождь, ветер, вязь мокрых веток каких-то деревьев в узкой улочке, неожиданный за поворотом всполох огней бульвара, яркого и потому, наверное, так волнующего воображение!

Но вот теперь, когда я там, где и хотел быть, когда я могу заниматься тем, чем и хотел, внедрилось это: «Лапушка!» Не надо бы ничего этого…

Их там при «мерседесе» было пятеро. Она, наверное, волей случая оказалась лишней. В этой мокрой ночи при каких-то ее проблемах в мерседесовской компании вдруг возникает из тьмы некий (ха-ха!) «человек дождя»…

Я решил минут двадцать не включать свет – ну придет на тот фонарь на столбе, ну метнется туда-сюда, а ни в одном доме нет света. И уйдет в прежний поток своей жизни.

Просидел во тьме долго. Включил свет. К тому моменту уже знал, что хотел внезапного стука в окно, пусть и затемненное, но найденное по девичьему наитию, по дьявольской наводке, по тропе моей глупой гипнотической фантазии! Не довелось… Ну да и бог с ним, с этим случаем. Так подумалось и напрочь забылось. Увлекла толстая и умная книга.

Часа через полтора-два в окно забарабанили. Досада какая! Сосед по даче, электросварщик, всякий раз вот так ломится ко мне. Где-то кому-то что-нибудь сварит, его накачают водкой, и он домой не может уйти: с трубы падает, по которой мы коротким путем ходим на свои дачи.

Ладно бы приходил и спал. Но обычно от него нет никакого покоя полночи: то дай ему закурить раз десять, то выслушай уже в который раз о себе, что ты «неправильный мужик», что с ним самим не стоит ссориться, что он ни за что мне не простит его сгоревшего туалета.

Уже открывая защелку входной двери и машинально спрашивая «кто там?», почувствовал, что это не сварщик.

Ну да, на крыльце под дождем стояла та самая «лапушка».

– Ты один?

Господи, какое теперь это имело значение!

– Один… Тебя будут искать твои дружки.

– Не будут. Они уже в городе.

Вот она и пришла. И что дальше? Скорее всего – ничего. Какая жалость!

Не пришла бы, и тогда я мог бы фантазировать, воображать себе что-то несусветное, и, может быть, тогда бы родились стихи.

– У тебя такой домище! Покажешь?

Прошлась по второму этажу, заглянула на мансарду – на третий…

Уже потом, сидя у камина, просушивая свою пышную шевелюру, оценила:

– Это все потянет на хорошее состояние… А еще и банька?!

– Банька…

– Богатенький дядя. Ты женат?

С первых секунд она меня начала раздражать, но теперь, когда пригляделся, уже не воспринимал как равную, а на детей обижаться глупо.

– Женат, конечно. И не один раз. – По-следние слова – это уже кокетство, это уже рука помощи тонущей в озере полученных впечатлений.

– Понятно. В твоем возрасте одинокие или лежат в больницах, или пьянствуют.

Вот тут-то и можно было ей предложить уйти. Проводил бы до трассы, посадил на попутную.

– …Ты не обиделся? – она схватила меня за уши и чмокнула в нос.

– Не обиделся… Я тоже иногда пьянствую, иногда лежу в больнице.

– Ладно-ладно! Давай оставим это… Ты тут охраняешь свой дом? А как же твоя жена?

– Оставь ее. С ней все нормально.

– И с моим все нормально.

Господи! Она еще и замужем. Попалась кому-то роскошная сумасбродочка!

Собственно говоря, я уже притомился, не прочь бы и баиньки, уже подумывал о том, как бы ее спровадить утром пораньше, чтобы, не дай бог, сварщик или еще кто из соседей, если придут по своим делам, не увидел эту бело-алую «мадонну».