У Москвы и тогда была тайна, когда решилась она в свои пятнадцать сбежать из родительского дома под Арзамасом в столицу. Но худо-бедно ту тайну она быстренько рассекретила. Делов-то! Продуктов и барахла ни в Арзамасе, ни вокруг него нигде нет, а тут полно всякого добра и во всех магазинах! Кино и разные дискотеки – на каждом шагу. Одно плохо – жизнь в общаге была такой, что «ни бзнэ, ни пэ». А это, как пить дать, совсем не по ней. Пусть будут работа и праздники где-то там, а вот свой угол, он и должен быть только своим! И добилась. И вот на тебе – эта пьянь!

Опять весна, опять все соки от пяток к голове поднялись… Всегда ждешь чего-то необычного, когда куда-то собираешься ехать. Весной же – особенно.

Вот уже сколько лет в два-три месяца раз отправлялась она к родителям в свое село. Удобно: ночь на поезде, потом два часа на автобусе – и ты у матушки.

Отец уже умер. Тоска-а… Да и сколько можно было пить?.. Потому и удрала из села, что там и парней-то трезвых не было… И в поезде, не успеешь сесть, как сразу же «налить-закусить» начинается.

Сумки и на этот раз были неподъемными, но, слава богу, сын вымахал за год – на голову выше матери! Вдвоем эти грузы легко ворочать. А там, в поезде, всегда найдется какой-нибудь мужичишка, чтобы сумки поднести к автобусу. Да и с чего бы ему не найтись? И лицо у нее – от зеркала не отвернись, и фигура – сама бы съела, если б оказалась на месте какого мужика. А выпьют стакан-другой, так тут и фигуры никакой не надо. Кобели они и есть кобели…

«Ба! Что-то в небесах перевернулось. Поезд вот-вот отойдет, а в купе-то всего один человек. А-а… Ну да! Купейные билеты подорожали почти в два раза».

Сын тоже туда, подмигнул: «Смотри, мам… Этот дядя не так себе». «Вот уж – «не так себе»! Наивняк! Переоделся, а костюмчик свой шикарный вывесил у самой двери.»

– Молодой человек (молодой? Ну… чуть постарше), я недавно ехала, и случилось такое, что в соседнем купе какие-то гады открыли даже внутреннюю защелку! И пока те спали, все вынесли. – Она подсказала, что все вещи надо положить вниз, под полку.

Попутчик хоть и разусмехался, но сделал так, как она посоветовала. И лицо, и фигуру ее оценил, но как-то так, не нагло, как бы вскользь, но именно это и подействовало на нее будоражаще: «А! Пусть будет, что будет. Такого пожалеть – себе в радость… И бледный такой. Беда какая-нибудь у человека…»

А он? Он с самого обеда, как прибыл в столицу из своего волжского города, еще и не присел. С вокзала помчал к родственникам в Подмосковье, успев на ходу проглотить привокзальную апрельскую холодную котлету, запеченную в тесте.

Передав родичам приветы и сувениры, опять помчал в Москву. Надо было успеть на поезд до Арзамаса, бывшего секретного городка, где он должен был купить радиоаппаратуру для фирмы.

Автобус-экспресс только-только набрал скорость, как он почувствовал, что кишечник, или желудок, или черт знает что, решил функционировать самостоятельно, не учитывая каких бы то ни было нужд всего организма.

Всю дорогу до Москвы между организмом и малой его частью шла незримая «война гигантов». Несколько раз мозг порывался сдаться: попросить остановить автобус, выйти, затеряться в сосняке и сидеть, сидеть, сидеть под каким-нибудь кустом, пока желудок не отпустит. Но мужчина сжимал до головокружения, скажем так, челюсти, до холодного пота на лбу, усилием воли воображал себя йогом, математической системой, частью теории относительности Альберта Энштейна…

И это помогало. Формула была проста: два часа, всего два часа – дорога до Москвы, путь в метро и… полчаса после отправления поезда.