У брата с Леськой там была своя комната, у родителей – своя. Но вообще-то это была коммуналка. То есть в их квартире была еще одна неведомая комната, принадлежавшая совсем чужим людям. Но эти люди почти никогда в ней не жили, она стояла закрытая. В ванной, кухне, туалете, коридоре на не вполне законных основаниях царствовала Леська. Ну, и вся ее семья тоже.

Еще по соседству, кажется, на втором этаже, жила бабушка. Как ее звали, Леська уже и не вспомнит. Бабушка была очень добрая. Очень. В ней была какая-то особенная доброта, вместе с мудростью. Она любила Леську. Сейчас вот это кажется каким-то странным и даже натянутым. Ну с чего это чужой бабушке любить постороннего ребенка? Но тогда Леське это не казалось странным, а очень даже естественным. Когда ее любили, это было хорошо, приятно, но совершенно естественно. Кстати, так и до сих пор…

Леське нравилось, что жили они на первом этаже. В окно было видно улицу, играющих ребят, двор, подальше – дом, в котором жил мальчик Денис. Он нравился Леське, потому что был похож на мальчика Кристофера из книжки про Карлсона, как его нарисовал художник. Он казался Леське очень красивым. Спустя десять лет этот мальчик влюбится в Леську и будет за ней ухаживать. Леська не ответит ему взаимностью. А потом еще лет пятнадцать он не женится… В общем-то, и сейчас он еще не женат.

Брат часто, но неохотно брал с собой Леську гулять. Мама ему велела, поскольку старший. А Леське очень нравилось гулять с братом и играть во всякие мужские игры. В ножички, салки, сифы и все остальное. Правда, она себя чувствовала чужой. Наверное, потому что брат тяготился ею. Она же была маленькая, не могла так быстро бегать, как вся орава мальчишек. Брату приходилось ее тащить, а самому опаздывать к игре…

В один из годов брат неимоверно превзошел Леську во всех смыслах. Он пошел в школу. Школа была буквально в соседнем доме. Но брата все равно нужно было водить через гарнизонную проходную и дорогу. Эта проходная, кстати, почему-то сильно волновала Леську. Что-то неведомое, прекрасное было в том, чтобы выходить за территорию…

Когда брат пошел в школу, Леське исполнилось пять лет. Время, когда они вместе ходили в детский сад, только в разные группы, закончилось. Это было грустно. Леське нестерпимо хотелось в школу. И именно в ту, куда пошел брат. Вообще ей все хотелось, как у брата. Но получалось только с одеждой, которую Леська с гордостью донашивала. Брат ревностно охранял все свое от Леськиных посягательств. А когда пришло время и все его друзья по очереди стали влюбляться в Леську, вызывал приятелей на разговор и говорил свирепо: «Это моя сестра!» Ухажеры пугались и ретировались.

Вообще привычка задвигать то, чего очень сильно хочется, куда подальше, начала появляться у Леськи ужасно рано. Можно только предполагать, что ее останавливало. Например, то, что «неправильные» желания могли расстроить маму. И не могли бы, а точно расстраивали. Мама гордилась, что у нее дети воспитанные, ничего не просят. Но, положа руку на сердце, Леське сложно было удержаться от просьб.

Была ли Леська счастливой тогда, в восьмом доме? Хотя она любила восьмой дом, Леська не была счастлива. Ей как-то нелегко жилось. Она была как будто чужой и ненужной. Хотя точно знала, что родная и нужная. Но чувствовала себя неправильной. А свои желания – глупыми и никчемушными. В характере Леськи таинственным образом сплелись воедино могучая тяга к правде, справедливости, за что соседи прозвали ее прокурором, и скрытность в той части, что касается самой ее, живой и настоящей. Когда Леське хотелось конфетки, она не могла просто подойти и взять ее. Ей было стыдно. Зато могла лет до пяти взять ее втихаря и спрятать фантик. А после пяти лет и этого уже не могла. Потому что поняла, что так поступать еще стыдней. Могла только мечтать о том, как пойдет и возьмет. И ждать, что конфетка волшебным образом попадет к ней.