Так вот, семейка друзей моего претендента в женихи понравилась мне гораздо больше, чем он сам. Кстати, художника тоже звали Пьер… Походу они там в основном все Пьеры. Так мне показалось.

А русский студент Сорбонны – Игорь.

А как звали несостоявшегося жениха-француза я забыла. Но хорошо запомнила, что угощали нас во французско-русской семье вином и блинчиками с вареньем. И пекли блинчики тут же посередине круглого стола на специальной электрической плитке. Муж наливал тесто в формочки прямо во время общения – половником из стеклянной кастрюльки. А когда все блинчики были приготовлены и съедены, то варить кофе на кухню отправилась жена, а муж-француз тогда держал на коленях приёмную дочку, называя её русским словом доча, и объяснял, что тесто замесила жена, блинчики выпекал он, а теперь жена сварит кофе, а он пойдёт мыть посуду. Так у них заведено: домашние дела делятся на двоих.

Мне досталось только завидовать, ведь мой идеал претворял в жизнь кто-то другой. Свидетельствуя о том, как «с другим танцует девушка моя» – пришлось переживать молча. И пока француз провожал меня до гостиницы, я сделалась совсем печальной. Можно понять, ведь и я тоже хотела такого художника!

Француз это заметил и упрекнул за то, что ничего не чувствую, пока он держит меня за руку. Вот же – это озадачило! Действительно, с чего бы это? Вероятно, осмелившись взять за руку «ея Величество Принцессу», француз рассчитывал, что романтичная барышня впадёт в экстаз… а меня это никак не возбудило. Напротив, оказавшись в состоянии зависти, когда кто-то другой танцевал мою мечту, я вообще сделалась скорее раздражительной, а уж никак не льстивой. Такая вот печаль.

Ко времени описываемой встречи с Таинственным Незнакомцем на аллеях парка я постигала суть Франции примерно около трёх месяцев, или даже немногим больше. Проникалась, так сказать, французской знаменитой «любвеобильностью». – Подумать только, это оказалось мифом. Настоящий парижанин реально холоден и удивительно скучен, но усиленно изображает столичного денди и любовника…

Как-нибудь в другой раз я поведаю, в чём их особый шик: – преподать влюблённых-себя на публику, будто особое блюдо знаменитого ресторана, с этикеткой «изготовлено в Париже, знаменитому бренду верить наслово»!

«Только у нас» и нигде больше? – Ну-ну… И всё за ради поддержания штанишек древнего мифа о Французах-Великих Любовниках?! Можно сказать – это лямки, поддерживающие веру в себя… При том, что французы (парижане во всяком случае), похоже, плодятся строго с помощью братьев своих меньших – в виде молодых, но юрких арабов, отжигающих на просторах Великой Европейский Цивилизации свои танцы – будущих хозяев той «цивилизации»…

Но вот этот – встреченный в Люксембургском саду – мужчина не был французом. Он оказался американцем. Странновато для американца одетым на европейский лад. Мне попался совсем не типичный молодой человек.

– Ну для начала мы прогуляемся по саду, – ответил он на мой вопрос, – а потом, вероятно – поедем ко мне? Или вы пригласите меня к себе? Как вам такая идея? – Он смотрел прямо мне в глаза, почти не моргая. С поразившим меня спокойствием и нетипичной откровенностью.

Я даже на пару минут выскользнула из себя, произвела нечто вроде небольшого кульбита в пустоту над головой… и даже вроде бы – сделав попытку не понять, что это он сейчас такое предложил… Вроде бы: ты, парень, офонарел так подкатывать? Кто же, мать твою, так делает? Тебя чего, не учили, как нужно правильно ловить зазевавшуюся туристку?

Но сама-то я, конечно, воспитанная девушка, потому всю эту лавину зашкаливающего возмущения его нахальством я затолкала поглубже внутрь, чтобы никак оно оттуда не выстрелило… И внешне ухмыльнулась, однако отслеживая, чтобы ухмылка таки не выдала мою весьма проницательную осведомлённость – про разного рода типчиков, стреляющих по паркам не только сигаретку, но и одиноко гуляющих дамочек, дабы провести с теми весёлую ночку.