Моё сегодняшнее утро начинается со вдоха свободы. Я стою у окна третьего этажа хостела, в который заселилась на целую неделю, и дышу. Дышу так, словно делаю это в первый и последний раз. Без возможности надышаться. И мне мало открытой форточки, я со скрипом открываю застаревшие скрипучие окна, желая насладиться каждым мгновением сегодняшнего действия.

– Эй, ты чего, удумала прыгать? – доносится голос моей соседки по комнате, сорокалетней женщины, судьба которой почему-то так тесно оказалась связана с моей.

– Нет, кончено, – качаю головой, посмеиваясь. Ну просто третий этаж — это несерьёзно. Да и к чему лишать себя жизни, когда она только-только начинается?

– Мусора-то развела, – ворчит Марина, когда подходит ко мне, громко шаркая по полу тапочками. – Теперь подметать придётся.

– Я всё уберу, не беспокойтесь, – успокаиваю её, всматриваясь в слегка одутловатое лицо своей знакомой и подмечаю, что выглядит оно сегодня уже лучше.

Во всяком случае, в первый день заселения казалось, будто эту женщину пару раз переехал грузовик. Марина Львовна, что категорически противится подобному обращению в её адрес, сняла койку в хостеле незадолго до меня.

По какой причине сорокалетней женщине с небольшим, но достатком, собственностью в столице и даже машиной потребовалось жильё в подобном месте? Всё просто, как дважды два.

Накануне вечером, перед её заселением, она решила устроить своему дорогому мужу сюрприз, придя с работы раньше, в намерении устроить тому пир для желудка. Но, так уж вышло, что супруг оказался не таким и дорогим. По крайней мере, по сравнению с любовницей, которую он обеспечивал, как выяснилось, уже не первый год.

Марина, как взрослая и самодостаточная женщина, разумеется, устроила сцену своему благоверному, но не учла одного. Того, что тонкая душевная организация сорокапятилетнего мужчины может пострадать настолько, что он будет готов совершить рукоприкладство.

Как правило, домашнее насилие в семье порицается общественностью, но, увы, о нём не кричат на каждом углу. Наверное, поэтому Марина, дождавшись, когда её благоверный покинет семейное гнездышко под ручку со своей напомаженной красавицей, она собрала всё свои вещи и пришла сюда. Ведь больше ей некуда было идти: дети уже давно выросли и разъехались, да и беспокоить их у неё не возникло желания. А подать заявление на своего супруга…

"Ну, что они сделают? Вот отметелил он меня, а они ему — штраф! Так Колька долго думать не будет, прихватит пару купюр из нашего общего вклада и пойдёт дальше безнаказанно развлекаться", – примерно так отвечала Марина на всё мои попытки её образумить.

На это мне было нечего сказать. Ведь мы с ней в какой-то степени были похожи.

Ведь я тоже…сбежала от своего парня.

– Опять убегаешь? – заметив, что я набиваю рюкзак необходимыми для меня вещами, спрашивает Марина, приподнимает голову с подушки.

Она который день уже в таком состоянии. Почти не живёт. Ест, спит, ходит по нужде, когда приспичит. И смотрит в потолок, как будто ожидая, что на нём рано или поздно появится решение всех её проблем.

– Сегодня же мой первый учебный день, – улыбаюсь ей, в волнении стягивая лямку рюкзака. – В вузе нашлось свободное местечко, представляете?

– Ой, да что ты на "вы", переставай давай уже, – невесело бормочет она, а я закатываю глаза.

Пожалуй здесь, в этом городе, битком набитом незнакомыми людьми, мне никак не представлялось найти друга в лице взрослой женщины. Но в жизни всякое случается, почему бы и такому не произойти?

– Я оставила вам апельсин на тумбочке, перекусите, – упрямо формальничаю. – И не скучайте.