В момент заселения в хостел я искренне верил, что в эту маленькую комнату, с ярусными кроватями и одним туалетом на всех, никого к нам не подселят. Даже просил Никиту, когда смотрели футбол на местном стадионе, похлопотать перед высшими силами. Но то ли акцент у Никиты был жуткий, то ли сформулировал невнятно, но абсолютный разум послал нам в сожители грека-ортодокса. Картинка сложилась такая: в футбольных шарфах, с бородами и в сопровождении громкого русского мата мы заходили в комнату хостела, а. там расположился этот перец весьма сомнительного вида. Я начал вспоминать английский, параллельно формируя с Никитой о линию нашего поведения:

– Привет! Вы ортодоксы? – спросил нас сосед.

– Макс, он про что? Какие еще, нафиг, ортодокы?

– Сам не вьехал. Он про кого?

– Привет, что ты имеешь в виду? – продолжил я на английском, обращаясь к нашему сожителю.

– Я из Греции, и я ортодоксальный христианин. А откуда вы? – завязал беседу грек.

– Никита, как я понял, это мы ортодоксы. Может лучше ему сразу в дыню двинуть? – спросил я у друга.

– Подожди ты, христиане – это значит православные.

– Да, мы христиане, и мы из России, – ответил я.

– Спасибо, Господь! Меня зовут Георг. А вас?

– Я Макс, а это Никита, – окончательно перешли мы на английский.

В ходе беседы выяснилось, что наш греческий сосед – духовное лицо и состоит на службе в одном из греческих монастырей. Если честно, лицо выглядело очень стремно.

Я предусмотрительно занял верхнюю полку в углу комнаты, но это меня не сильно спасло – ночью я в страхе просыпался несколько раз. Полночи грек, скрючившись в позе ребенка из йоги, активно и громко возносил молитвы. Я решил, что возникать точно не буду, и минут через тридцать все-таки уснул. Причем первые пятнадцать минут полудремы я сильно опасался, что меня могут принести в жертву, но потом вспомнил, что не видел в новостях сюжетов про жертвоприношения в берлинских хостелах, и сон победил. После такой необычной для меня ночи Георг предложил обменяться контактами:

– Доброе утро! Вы отличные парни. Вы есть в какой-нибудь социальной сети?

– Доброе утро… – я решил не сдаваться. – Никит, у тебя есть аккаунт? Можешь его дать нашему новому греческому другу?

– Ой, Макс, не пользуюсь всем этим, дай свой. – Никита прикинул, что я решил его сдать староверу-ортодоксу, с сомнительными наклонностями. И сейчас явно меня сливал.

– Хорошо, вот мой…

– Ты ему реально дашь свой аккаунт?

– Фиг с ним, а вдруг иначе случится международный конлифликт?

Из хостела этим утром мы просто убежали и вернулись совсем к вечеру.

Вторая ночь не обещала облегчения, хотя нашего греческого друга в номере уже не было. В кровать Никиты заселился какой-то амбал. На своей я предусмотрительно разложил футбольный шарф, поэтому ее, вероятно, никто не занял, и даже не поменяли постельное белье.

– Привет! Откуда вы? Я Дейв, из США.

– Привет-привет! Я Макс, а это Никита. Мы из России, – я был предельно вежлив.

Никита – не большой спец в иностранных языках – молча переложил зарубежный рюкзак со своей койки на свободную.

– Моя кровать, – сказал Никита все, что знал из английского.

– Но я первый ее занял! – сопротивлялся американец.

– Моя кровать, – продублировал мой друг.

Я подошел ближе к ним вплотную, натягивая улыбку. Борода в сочетании с российским гражданством и американской улыбкой способны творить чудеса. Я звучно пошкрябал бороду пятерней. Американец, весивший, по моим подсчетам полтонны, жалобно посмотрел сначала на Никиту, потом на меня:

– О кей, парни. Ноу проблем, это твоя кровать.

Вот так мы и победили в холодной войне, карибский кризис был успешно преодолен, и в отношениях двух стран наконец-то забрежжила оттепель. Паренек, как оказалось, забил на свою работу на конвейерной линии автомобильного производства, подкопил немного денег и решил прокатиться по Европе автостопом. В его понимании поездка по Европе – малозатратное путешествие, даже с учетом дорогущего перелета из Штатов. Мои соотечественники его бы не поняли, вот она, разница в возможностях.