Мы мало что подозревали о будущем. Просто снимали свое авторское кино, никому не нужное в нашем купеческом городке. И вот поди же ты, оказались во Франции. Опять Оренбург поцеловался с Парижем.

А тем прошлым съемочным летом это выглядело так. Мы с режиссером Софроновым сидим на траве. Едим колбасу с хлебом и пьем вино «Каберне». Сверху припекает солнце, и очень быстро бегут пышные облака. Трещат в траве кузнечики, пахнет прошедшей жарой.

– Если лечь на траву, то можно красиво снять бегущие облака, – бормочу я с набитым ртом.

Софронов наливает вино и молчит. Он почти всегда молчит, но я знаю, что он хочет сказать. Мы ужас как устали, и облака снимать он нипочем не станет. Мы чокнутые киношники, нас вообще могут принять за бомжей. Но нас нельзя забирать в милицию, у нас аппаратура, и вообще, мы ждем автобус, очень хочется уже поесть супа, упасть в ванну и потом на диван.

– Давай сядем хотя бы на край оврага и свесим ноги, – упрашивает Олег. – У меня не получается сидеть, как казах у дастархана.

– Ты с ума сошел, – отвечаю, – нас тогда точно примут за бомжей. Они всегда сидят, свесив ноги.

На самом деле нам все равно. Только что успешно завершились съемки третьего эпизода (ха-ха, не «Звездных войн») документального фильма под названием «Чудики».

Мы были в деревне, где осталось дворов десять. Дикое обветшание среди невыносимой красоты окружающего мира. Покосившийся обелиск со звездой, плывущий в волнах густого утреннего тумана, как сквозь дым войны. А ночью – огромный звездный купол ночного неба, где Млечный путь так ясно виден, что хочется потрогать его рукой. В деревне есть странное здание бывшего магазина под не менее странным названием «М-Карпаты» с двумя зияющими провалами окон, словно открытыми ртами. И люди здесь оборачиваются вслед и долго-долго провожают взглядом. Мы для них событие на целый день!

В кадре мы с одним чудаковатым изобретателем «эфирного ветра». Вы знаете, что это? Мы – нет. И похоже, изобретатель в этом твердо не уверен. Но фильм получается просто фантастический. Башкирская глухая деревня. Тетки на улице спрашивают: «А вы тут что делаете?»

С важным видом, осознавая нелепость ситуации, отвечаю: «Эксперимент».

Тетки не пугаются и даже не уходят, только деловито интересуются: «Взрывать будете?»

– А как же, – отвечаю.

И изобретатель «эфирного ветра» мне показывает большой палец, мол, обязательно взорвем, только нужно немного подождать.

Иногда мне кажется, что мы с режиссером два фантастических существа. Бесполезных, но отчего-то нужных миру. Потому что снимаем превращения из неживого в живое, из совсем страшного и несказочного – в удивительное и сказочное. Поэтому и с нами постоянно происходит что-то из ряда вон выдающееся, абсолютно не подверженное логике мира. Так мы благодаря кино волшебно и очутились во Франции, в Каннах.

А теперь я грущу. Приходится наступать на горло мечте и работать за гроши. Ведь съемками кино у нас в провинции не заработаешь. По крайней мере, в нашем городе. Иногда кажется, что даже Спилберг у нас спился бы от тоски и нереализованности. Потому что наши граждане – кремень. Смотрят тебе в глаза и спрашивают: «Ну и что?» Ну и что, что фильмы попадают на международные кинофестивали и даже получают награды? В нашем городе это никому неважно и не нужно.

На работе, в помещении, где сижу я и еще трое сотрудников, во всю стену красуется постер с видом на Париж. Огромный Париж, снятый с высоты птичьего полета. Над улицами легкое марево утренней дымки, красные черепичные крыши, Эйфелева башня. Я смотрю на постер и успокаиваюсь. Когда человек внутри себя лелеет какую-то мечту, пусть сегодня невозможную, он счастлив.