Мои волосы тоже мокрые почему-то. Стекает по ним теплая вода. Дергаюсь, как только ладонь его на лице ощущаю. Думаю, что ударит, но нет. Кажется, зверь просто проводит по коже, словно… умывая меня.

Мне так страшно, но сил отбиваться нет. Совсем. Зачем он меня купает? Хочет, чтобы я умерла чистой? Не знаю, я уже ничего не понимаю.

Еще миг, и Бес поднимает меня на руки, закутывает в полотенце и выносит из ванной. Не упираюсь. Не могу просто. Чувствую только, как чудовище укладывает меня на кровать. У него даже дыхание не сбивается. Холоден и сосредоточен, спокоен, как дикое животное.

После воды все мое тело почему-то щиплет, словно меня исцарапала сотня диких кошек. Особенно шея жжет, как будто там и вовсе кожи не осталось.

— Больн… но.

Бес не реагирует, а у меня уже совсем слипаются глаза от слабости и, кажется, таблеток, которые он мне затолкал в рот.

Вскоре чувствую, как на меня ложится что-то тяжелое и теплое. Одеяло. Он почему-то укрыл меня им.

Я хочу повернуться на бок, но не способна. Встать тоже не могу, но слышу его. Монстр рядом.

Последнее, что помню, – как Бес поднимает мой подбородок и откидывает мокрые волосы, оголяя шею.

Он держит что-то в руке. Не пойму, что именно. Не вижу, так как глаза уже очень сложно открывать, словно на них высыпали ведро песка, но, кажется, он держит нож.

Что-то щелкает совсем рядом с шеей, что-то холодное и мокрое, жгущее касается израненной кожи, но терпеть это мой разум отказывается, и я наконец отключаюсь.

***

Ее разобрало даже быстрее, чем должно было, а точнее, просто вырубило. От шока девчонка едва шевелила языком, и дело тут было даже не в таблетках. Ее словно заклинило. Ни хрена не пойму, что за ночь эту случилось. То ли испугалась так сильно, то ли хрен пойми ее, но Коршунова начала заикаться при мне. Сильно.

Когда, наконец, она перестала рыдать и расслабилась, мне все же пришлось ее искупать. Самому, так как я не хотел, чтобы кто-то из персонала лапал ее. Я не хотел делиться тем, что было мое, а она была моей вещью, и перспектива того, что девчонка сдохнет от заражения крови, меня не радовала. Коршунова не сляжет так просто, и даже если она оказалась чертовски слабой, я не дам ей умереть так скоро.

Опустив сучку в теплую воду, я смывал с нее кровь, отогревал ее, пока, наконец, ее кожа не стала чистой и снова не приобрела нормальный вид. Девочка при этом еще что-то мяукала, но от таблеток она едва шевелилась, поэтому мне ничто не мешало отмыть ее волосы и убрать кровь вперемешку с грязью с ее ран.

Тогда же я увидел реальную картину, и она мне не понравилась. Расчесанная кожа припухла и стала красной. Раны хреновые, воспаляющиеся, и без антибиотиков точно не обойтись, однако вместе с тем я впервые увидел ее тело открыто.

Уже без тряпок и при нормальном свете. Тварь была красивой, и даже очень. Стоячая полная, хоть и не очень большая грудь, острые ключицы, хрупкие плечи, плоский живот, переходящий в округлые бедра. Промежность аккуратная, гладкая, нежная. Там я смывал кровь, просто скрипя зубами, стараясь не смотреть. Я возбуждался от ее тела и хотел ее снова. Безумно просто, на грани лезвия уже, но понимал, что нельзя. Не сейчас. Не тогда, когда девка едва дышит.

Сука! Она меня выводила. Я хотел ее убить, но еще больше жаждал снова оказаться в теплом податливом теле…

После ванны белые губы куклы, наконец, снова стали розовыми. Как только уложил ее в кровать, она уже почти спала. Она всеми силами упиралась и старалась следить за мной, но таблетки действовали, поэтому вскоре девочка, наконец, перестала мяукать и все же отключилась полностью.